"Юлия Шмуклер. Рассказы" - читать интересную книгу автора

побежал следом, принюхиваясь, словно бродячий пес.
Незамеченная, Виля осталась стоять с открытым ртом; но когда они
скрылись за угол, бросилась догонять их, с искаженным от напряжения лицом,
гремя коляской, гремя банками, нещадно тряся младенца, который чуть не
вываливался из коляски и вынужден был держаться обеими ручками. Она добежала
как раз вовремя, чтобы увидеть дом, к которому они повернули, подъезд, в
который вошли, и окно, которое нахально раскрыли в раннюю весну - ах,
сукины дети, сейчас прелюбодействовать будут! И не помня себя от ярости, она
схватила круглый булыжник, окаймлявший прошлогоднюю клумбу, и запустила что
было сил на второй этаж, в единственное полуоткрытое окно, которое и
обрушилось со звоном - после чего в панике бежала, подхватив коляску,
взметая полы вытертого, грачиного пальто.
Дома ее начало трясти, бить изнутри, и предметы, необычайно яркие,
стали бросаться вниз головой в ее расширенные зрачки. Хлебница своим розовым
цветом могла довести до сумасшествия. Младенца, пронося мимо двери, она чуть
не саданула о притолоку, после чего решила временно воздержаться, не брать
его на руки.
Эта вот трясучка и называлась ревность - ив таком состоянии не то что
Дездемону удавить, весь мир можно было переукокать. Эта женщина была
невероятно, безумно хороша - вот в чем заключалось дело. Самая красивая
пара на свете. Любимчики, которым все можно. А нелюбимых куда? Куда
нелюбимых, спрашивается? И она обратила укоризненный взор в правый верхний
угол комнаты, где у нее помещались высшие силы.
Угол никакого ответа не дал, но тут явился муж, злой, как черт,
изгнанный Нилой с позором после истории с окном - причем эта стервь еще
позвонила при нем болвану-кинооператору и нарочно мяукала самым своим
развратным голосом. И во всем виновата была эта дура, неизвестно откуда
взявшаяся на его голову.
- Ты что, - сказал он, не глядя на нее, - ополоумела совсем...
Виля смотрела на него, как дети-преступники во время процесса -
тревожно и с надеждой.
- Надо ж все-тки соображать, - произнес он, морщась. - Ты ж все-тки
не пальцами сморкаешься...
У Вили пересохло в горле. Конец, ужасный конец - он никогда еще так с
ней не разговаривал. Безумная мысль заметалась в ее безумной голове,
достигла языка и со страху она брякнула:
- Я беременна...
Совершенно непонятно, откуда она это взяла, но оказалось - правильно:
муж только глянул пораженно и заткнулся. Беременных женщин он уважал, любя
детей, и мысль о дочке ему сразу же понравилась.
- Ладно, - сказал он, - ты это... в общем, не психуй. Ну, что ты,
глупая, ей-богу... Че ты ревешь-то, я не понимаю...
Но она всхлипывала и заикалась, и не могла произнести ни слова - так
что пришлось изрядно с ней повозиться, прежде чем она успокоилась. Его
самого грыз червь - что-то там Нила поделывает со своим кинооператором. Вот
баба - ни слова правды, ни одного слова правды! И на следующий вечер, екая
селезенкой, он осторожно позвонил ей из автомата - как вдруг услышал, что
она разговаривает хотя и капризно, но не безнадежно - нет, совсем не
безнадежно - и уломавши ее в пять минут, он выскочил, возбужденный, на
темную улицу, сразу же удачно схватил такси, и, сунув шоферу бумажку на чай