"Николай Шмелев. Пашков дом" - читать интересную книгу автора

стеной...
- Вот вы, значит, как... Выходит, по-вашему, Александр Иваныч, я тоже
негодяй? Что ж не договариваете? Так?.. Ну, а теперь моя очередь
спрашивать... Что вы знаете про меня? Вы, проживший всю жизнь как у Христа
за пазухой? Страус, уткнувший голову в песок?.. А то, что у меня уже в
двадцать лет не было зубов - это вам о чем-нибудь говорит? А этот шрам, от
ключицы до ключицы - он, по-вашему, откуда взялся? Может, вам показать еще и
отмороженные пальцы на ногах? Или поверите и так?
- Не стоит, Анатолий Сергеевич. Право, не стоит... Поверю и так... Но
ведь не об этом сейчас разговор...
- Не об этом? Ах, не об этом... Тогда о чем?
- О том, что каждая действительно крупная перемена - это прежде всего
миллион вакантных мест. И, как я понимаю, лучшие места в этом случае уже
зарезервированы - для вас и ваших друзей... Ну, а другим как быть? Нам с
Татьяной, например?
- Тебе... Тебе, шкура... - пальцы гостя, хрустнув, стиснули на секунду
край подоконника. Потом, помедлив, с усилием он оторвался от окна и шагнул к
столу. Тяжелое, из ноздрей, дыхание опалило Горту лицо, и он невольно дернул
головой: лоб, стиснутые губы и холодные, еще более бесцветные от бешенства,
чем всегда, глаза теперь были прямо перед ним, вернее, сверху, над ним,
поскольку он продолжал сидеть. - Тебе мы тоже место найдем... Моли бога,
если действительно сжалимся - возьмем вахтером... И за это-то... И за это-то
еще поползаешь в ногах... Вахтер... Это еще будет счастье для тебя, если
вахтер...
Глухо стукнула входная дверь - гость ушел. Они с Татьяной долго еще
сидели потом друг против друга: она плакала, он молчал. Потом она встала,
составила со стола посуду на поднос и ушла на кухню. Было около двенадцати.
Понимая, что ему теперь не скоро уснуть, он достал с полки какой-то
средневековый роман и погасил большой свет... Больше этих людей у них в доме
не было, по крайней мере при нем. Татьяна, надо отдать ей должное,
выплакавшись тогда вволю, больше уж ничем не напоминала ему о них, и если он
потом что-либо и знал или слышал о ее прежних друзьях, то знал не от нее, а
по газетам или стороной. Говорили, что кое-кто из них в начале 70-х годов
эмигрировал; во всяком случае, разговоры об этих людях и в прессе, и в
московских домах вскоре начали стихать и постепенно сошли на нет... Да,
бесспорно, интересный был народ. Но... Но, как оказалось, жидковат.


* * *

Что же еще было потом, после того столкновения у них в доме? Многое
было... Было и хорошее, было и плохое, было и такое, что он и сейчас не мог
бы сказать - благодарить ли за это судьбу или же, наоборот, сетовать на
нее... Что такое, например, была та встреча в каталоге, у столика
библиографа, той же зимой, чуть было не перевернувшая тогда всю его жизнь?..
А... Даже о таких вещах, касающихся лишь его одного, человек не может ничего
с уверенностью сказать... Так как же можно тогда утверждать, что ты знаешь,
что лучше, а что хуже для других?..
Что-то он такое нужное искал в тот вечер, статью или комментарий
какой-то - неважно, сейчас уже не вспомнишь, все-таки прошло уже столько