"Николай Шмелев. Пашков дом" - читать интересную книгу автора

лет... Просмотрев и алфавитный, и систематический каталоги и не найдя в них
ничего, он решил обратиться к дежурному библиографу - кто знает, может быть,
помогут, ведь у них какая-то своя система поисков, и не раз он убеждался,
что даже и очень специальные вещи не так уж трудно было найти, если за дело
брался знающий эту систему человек. В углу, в конце балюстрады, за отдельным
столом, так, что ее видно было отовсюду, сидела, склонившись над книгой,
женщина в цветастой шали, наброшенной на плечи: лица ее он сначала не
разобрал, только издали еще заметил ее черные волосы, расчесанные на пробор
и собранные в узел на затылке, и большие, чуть притемненные очки - такие
тогда только входили в моду. Подойдя к ее столу и постояв немного около
него, - она все еще не поднимала головы, - он осторожно кашлянул в кулак:
- Здравствуйте...
- Здравствуйте... - оторвавшись от книги, дружелюбно, профессионально
благожелательным тоном ответила женщина и подняла на него глаза. - Извините,
увлеклась... Я могу быть чем-нибудь полезна вам?
Он похолодел. Сердце застучало, ладони сразу стали мокрыми, что-то
сдавило грудь: он хотел схватить воздуха - и не мог...
- Леля... - наконец выдавил он из себя.
- Саша... Ты... Господи... Не может быть... Неужели... Неужели - ты?!
И все - будто и не было этих четырнадцати, да нет, уже четырнадцати с
лишним лет...
Сколько же им было тогда, когда они расстались? Двадцать два. Значит,
теперь ей как минимум тридцать шесть. Но как же она сумела так сохранить
себя? Те же волосы, те же длинные стройные ноги... И ни морщинки на лице,
когда она снимает очки... Или это все чудеса косметики? Раньше, помнится,
она не подводила так явно глаза... Но и это ей идет - синий тон, синие
глаза... Губы, как всегда, полуоткрытые, родинка слева на подбородке, улыбка
такая же, как тогда... Бог ты мой, и та же серебряная побрякушка на груди -
неужели и это еще с тех времен?.. Леля, Леля, где же ты была все эти годы? И
почему все было без тебя? Или и не было ничего без тебя, и это все был
только сон, длинный, мутный сон, а теперь я проснулся, и все опять, как было
тогда, и ты опять здесь?

Она куда-то сбегала - видимо, отпросилась, он сдал книги, и через пять
минут они были уже на Моховой. Было около восьми, шел снег, у стоянки такси
чернела очередь - нет, ждать они не могли. Автобус? К черту автобус -
автобус тоже был сегодня не для них... Молча, быстро, скользя и прижимаясь
друг к другу на плохо вычищенных, бугристых от наледи местах тротуара и
мостовой, они перебежали на другую сторону улицы - аптека на углу, помнится,
тогда еще была, обогнули Александровский сад, прошли из конца в конец
Большой Каменный мост - навстречу ветру, уткнувшись носами в воротники
пальто и не поднимая головы, потом свернули на безлюдную Кадашевскую
набережную - быстрей, быстрей, только осторожно, здесь очень скользко, черт,
хоть бы посыпали песком, потом в Лаврушинский, потом налево, уже задыхаясь,
еще одним переулком на Ордынку - и вот он, ее дом, флигель, садик перед ним
в снегу, дорожка вокруг, скамейки, сугробы в человеческий рост... Какой же
он, оказывается, маленький, этот садик, а казался когда-то таким пустынным,
большим... Вот и подъезд, так же плохо освещенный, как и тогда, и широкая, в
два пролета лестница на второй этаж, и та же дверь, обитая черной кожей, и
таблички около нее... А в коридоре уже не одна лампочка - три, и не голые, а