"Николай Шмелев. Пашков дом" - читать интересную книгу автора

сегодняшняя мысль...
И вообще, как вы считаете: имеет ли право переводчик на свои
коррективы, оправданные временем и величием той общечеловеческой, хотя и
чужой мысли, которую он пытается донести до сегодняшнего дня? Имеет? Если
отмерять от Пушкина - то да, конечно, имеет. Пушкин вон даже на Горация
замахнулся, перекроил его, как хотел, и ничего, никто в его адрес никаких
обидных слов по этому поводу не говорит. Ну а если это не Пушкин, а я,
Александр Иванович Горт? Человек, имеющий достаточную профессиональную
подготовку и тоже не лишенный чувства слова? Почему я не имею права на то же
самое?.. Почему, почему... Спросите у тех, по чьей вине уже восьмой год
лежит в издательстве мой сборник из старых китайских поэтов... Они вам
скажут, почему... Я, видите ли, совершаю насилие над ними, я позволил себе
убрать из них все эти названия местечек, уездов, городов, все эти фамилии
ничтожных провинциальных чиновников, по какой-то причине вклинившихся в их
жизнь когда-то, больше тысячи лет назад... Но, честное слово, кому какое
сегодня дело до этих бывших некогда уездов или имен их начальников? Разве в
них суть? Суть в том, что и Тао Юань-мин, и Ли Бо, и Ду Фу, и Бо Цзюй-и, за
исключением этих, никому не нужных частностей, - это, дорогие мои, наши
современники, более того - они не чужие, они, смею сказать, наши с вами
соотечественники: слава богу, они и сегодня живут среди нас, и они учат нас
не вчерашнему, а сегодняшнему, и если хотите знать - то даже не
сегодняшнему, а будущему, потому что человек в массе своей еще не дорос до
них, и неизвестно, сколько еще пройдет веков и тысячелетий, прежде чем он до
них дорастет...
Нет, с японцами все-таки легче, они не так любили привязывать свои
мысли и ощущения к географии или к какому-нибудь конкретному лицу. Писали
просто, что видели и что думали... Если дождь, то он дождь, у всех народов и
при всех правителях, если снег, то он всегда снег, если человеку холодно,
неприютно одному в пустом доме, то ему в нем неприютно всегда и везде, так
было, так есть и так будет во веки веков... И именно поэтому пойди-ка купи
сейчас мою книгу переводов из них: небось на толкучке на Кузнецком мосту или
у памятника Ивану Федорову она теперь стоит рублей пятьдесят, не меньше, а
номинал всего-навсего рубль... Да-да, не меньше пятидесяти... И то еще
попробуй найди...
Вздохнув, он откинулся на спинку стула, вытянул перед собой руки,
сжатые в кулаки, и закрыл глаза... Прислушавшись, можно было различить в
тишине чье-то сухое старческое покашливание в углу, шорох переворачиваемых
время от времени страниц, мягкие, будто крадущиеся шаги за спиной - мимо, к
дверям, по ковровой дорожке в проходе у стены. Потом, если немного
подождать, в зале раздавалось низкое нарастающее гуденье, толстые стекла в
окнах начинали дрожать и дребезжать, все громче и громче - это машины,
скопившиеся внизу, у перекрестка, срывались все разом с места, набирая
скорость по прямой от Манежа до поворота к Большому Каменному мосту.
Проходило десять-пятнадцать секунд, рев их стихал, и в зале опять
устанавливалась тишина - до следующей перемены светофора там, на углу.
Странное дело! Вот и люди сидели здесь, рядом с ним, всего на
расстоянии локтя, и машины гудели за окном, и двери иной раз хлопали,
пущенные небрежной рукой, и даже очень громко, а все-таки здесь он был
больше один, чем в любом другом месте, включая и собственный дом. Никому
здесь не было до него никакого дела, и стоило только поближе придвинуть стул