"Иван Шмелев. Пути небесные (часть 2)" - читать интересную книгу автора

слагалось во мне нечто: "Странная вещь, зачем-то надо было, чтобы
открывшееся народу "проявление" закрепилось всенародно и на глазах никакого
в вере Кузюмова "слезами умягчения", вызванными родною песнею, тут, рядом с
пиром?" Все было не случайно, подумалось мне тогда же, в ночи, дорогой. А
Даринька ясно видела. Все это творило в нашей душе "спокойствие". В ту ночь,
бессонную от мыслей, я сознал, какой дар послан был мне в темную мартовскую
ночь, когда я решил кончить с "бессмысленной жизнью, кoгда, идя бульваром, я
повторял пушкинские стихи: "Дар напрасный, дар случайный, Жизнь, зачем ты
мне дана?.." И мне был послан дар, и этим даром приказано было мне: живи и
познай.
В эту бессонную ночь, после "Касьяныча на Зуше", предстала Виктору
Алексеевичу некая загадка - "о петухе".

XXVI


ПОЧЕМУ?..


Когда вернулись в Уютово, было за полночь. Даринька поднялась в
светелку: там, в боковой комнатке-фонаре, устроила она себе уединение, для
молитвы. Виктор Алексеевич знал, когда она начинала и кончала молиться,- по
шороху шторок, сухих, трескучих. Знал, что после молитвы она будет смотреть
на звезды - "радоваться", поведала она как-то. Сковородка в селе отбила, с
опозданием, полночь. В окно кабинета-спальни Виктора Алексеевича вливалась
ночная свежесть, благоухание цветников и нагревшихся за день елок, Чтобы
успокоить мысли, он по привычке почитал немного,- попала книжка журнала с
"Анной Карениной". Почитал, как косил Левин со стариком и полдничал с ним у
речки. Услыхал скрипучие ступеньки от светелки, хотел выйти к Дарнньке и не
решился: она помолилась, не надо ее тревожить. Слышал, как прошла она в
спальню и затворилась. Услыхал шорох полотняной шторы и понял, что она
подняла ее и смотрит в сад,-так всегда делала, говорила цветам "покойной
ночи".
Он подошел к окну. Сквозь елки мерцали звезды, пряный еловый дух тянул
в комнату. "Чудесно, все чудесно...- подумал он, чувствуя, как он счастлив,-
чудесно-стройно". Узнал Вегу, особенно яркую сегодня, высунулся в окно и на
конце еловой ветки узнал Арктур, мысленно провел линию и нашел Альтаир,
столь же, как Вега, яркий. И услыхал сковородку от Покрова, там, где
созвездие Персея,- один удар. Был час ночи. И тут же пропел петух. Виктор
Алексеевич подумал, что рано выбил сторож, недавно било полночь, а первые
петухи кричат чуть за полночь. Зажег спичку и посмотрел на каминные часы:
было двенадцать минут первого. Подумалось: "Первые петухи кричат чуть за
полночь, верно... почему так верно?" Вслушивался, как петухи перекликались.
Показалось ему таким необыкновенным это ночное, урочное пение петухов, будто
в первый раз в жизни слышит.
Так он слышал действительно как бы впервые в жизни, и в петушином крике
почувствовалась ему особенная значительность. Конечно, не раз он слышал, но
без внимания, будто не слыхал, хоть и засиживался за полночь с чертежами. Не
внимал этим крикам, и не было мысли, что поют петухи, и почему поют по ночам
и так урочно. В юности живал летом в имении и не помнил, чтобы слышал