"Иван Шмелев. Пути небесные (часть 1)" - читать интересную книгу автора

вошла она. Он почувствовал возвращавшуюся тоску свою.
Домой... Чтобы вернуть то светлое, что почувствовал он в себе на ночном
бульваре, что вдруг пропало, как только она ушла, он перешел площадь и,
раздумчиво постояв, вошел в монастырские ворота.
Он узнал широкий настил из плит, - в детстве бывал тут с матерью,-
занесенные снегом цветники, и с чувством неловкости и ненужности того, что
делает, вошел в теплый и полутемный храм, пропитанный душно ладаном. Глубоко
впереди, перед смутным иконостасом, теплилась одиноко свечка. Тонкий девичий
голос скорбно вычитывал молитвы. Он прислонился к стене и озирался, не
понимая, зачем он зашел сюда. И увидал е е: она горячо молилась, на коленях.
Тут хорошо запели,- словно пел один нежный, хрустальный голос: пел такое
знакомое, забытое...- когда-то и он пел это, в церковном хоре, у Сретенья:
"Чертог Твой вижду, Спасе мой, украшенный... и одежды не имам, да вниду в
онь..." Он слушал, не без волнения, как повторили слова, мысленно пропел
сам: "Просвети одеяние души моея, Светодавче..." Рассеянно перекрестился,
думая: "А хорошо, очень хорошо",- и под зоркими взглядами монахинь вышел на
свежий воздух.
Так, в темную мартовскую ночь, на Тверском бульваре, где поздней порой
сталкиваются обычно ищущие невысоких приключений, скрестились пути двух
жизней: инженера-механика Виктора Алексеевича Вейденгаммера, 32 лет, и
золотошвейки Дарьи Ивановны Королевой, 17 лет. Случилось это в ночь на
Великий Понедельник.

III


ИСКУШЕНИЕ


Эта ночная встреча на Тверском бульваре стала для Виктора Алексеевича
переломом жизни. Много спустя, перед еще более важным переломом, он прознал
в этом "некую благостно направляющую Руку". Но в то раннее мартовское утро,
на Страстной площади, случившееся представилось ему только забавным
приключением. Смешным даже показалось, как это он разыграл романтика: утешал
на бульваре незнакомую девицу, растрогался, проводил до святой обители, для
чего-то и сам вошел, постоял у заутрени и даже не без волнения взглядом
искал е е в полумраке храма,- совсем как герой Марлинского или Карамзина. Но
за усмешкой над "несчастным героем нашим" была и мимолетная грусть, что
милое это личико больше ему не встретится.

И вот что еще случилось.


Выйдя на площадь, освещенную ранним солнцем, розовую, "весеннюю",- так
и назвал тогда,- он почувствовал небывалую легкость, радостное и благостное,
позабытое в юных днях,- "розовый свет какой-то, освобождение от каких-то
пут. как бы душевное выпрямление". Мысль о "кристаллике", казавшаяся ему
ночью выходом, теперь представилась совершенно дикой. Мало того: началось
сразу, и очень бурно, coвceм иное.
- Специалисты,- невропатологи или физиологи...- разберутся в этом