"Иван Шмелев. Пути небесные (часть 1)" - читать интересную книгу автора

Он подчеркнуто-дерзко поклонился и вышел, провожаемый взглядом
испуганных келейниц, которые слушали за дверью. Словом, разыграл
оскорбленного за сиротку, как он рассказывал.
Все случилось "как бы в стихийном вихре", как в исступлении. Он тут же
поехал к полицмейстеру, который был в приятельских отношениях с покойным его
отцом, и объяснился, "как на духу". Бывший кавалерист покрутил молодецкий
ус, хлопнул нежданно по коленке и сказал ободряюще:
"Молодцом! И никаких недоразумений. Дня девицы опека кончилась, и
началось попечительство... девица может, если желает того, избрать себе
попечителем кого угодно. А раз избирает вас, могу только приветствовать. А
паспорт перешлем вам через квартал".
Так завершилась первая половина жизни Виктора Алексеевича.

V


ТЕМНОЕ СЧАСТЬЕ


Сияющее утро мая, когда случилось "непоправимое и роковое",- Виктору
Алексеевичу только впоследствии открылось, что это было роковое,- явилось в
его жизни переломом: с этой грани пошла другая половина его жизни,-
прозрение, исход из мрака. Уже прозревший, много лет спустя, прознал он в
этом утре "утро жизни", "недели о слепом", шестой по Пасхе. Так и говорил,
прознавши: "Был полуслепым, а в то ослепительное утро ослеп, совсем, чтобы
познать Свет Истины". Если бы ему тогда сказали, что через грех прозреет, он
бы посмеялся над такой "мистикой": "Что-то уж очень тонко и... приятно:
грешками исцеляться!" Невер, он счел бы это за кощунство: осквернить
невинность, юницу, уже назначенную Богу, беспомощную, в тяжком горе,-и через
надругательство п р о з р е т ь!.. Много лет спустя старец Амвросий
Оптинекий открыл ему глаза на тайну.
Ослепленный, он повторял в то утро: "Как разрешилось... как неожиданно
счастливо!" Высунувшись в окно, долго смотрел вослед, как шла она,
пригнувшись, будто под тяжкой ношей, и повторял, безумный: "О светлая моя...
какое счастье!.." Ни сожаленья, ни угрызений, ничего. Видел сиявшие глаза, в
слезах, руки у груди, ладошками, в мольбе, в испуге, слышал лепет побелевших
губ: "Господи... как же я пойду... т у д а?.."
Вспоминал бессвязные успокоения: "Ты иди пока... на похороны надо, а
потом устроим... будешь всегда со мной, моя... бесценная, девочка моя
святая..."
Все ослепительно сияло в это утро. Солнце заливало сад, густозеленый,
майский, весь в сверканьях; слепящая синь неба, сирень в росе, в блистанье,
заглядывала в окна пышными кистями, буйной силой; радужно сиял хрусталь на
люстре, блеск самовара и паркета, не выпитая ею мадера в рюмке, с пунцовым
отражением на скатерти... и, светлая, она, с блиставшими от слез глазами...-
так и осталось это ослепление светом.
Виктор Алексеевич помнил, "как свет всей жизни", это ослепление
счастьем: как обнимал сирень, в восторге, "в росе купался", прижимал к
груди - свою любовь. Пунцовый шелк дивана пылал на солнце, сверкало золотой
искрой. Он узнал цепочку, свой подарок - крестик с якорьком и сердцем,