"Иван Шмелев. Пути небесные (часть 1)" - читать интересную книгу автора

выходившего в зеленевший сад, доносился веселый трезвон уходившей Пасхи и
нежное пение зябликов..,- в то время в Москве были еще обширные и заглохшие
сады,- подгромыхал извозчик, и у парадного тихо позвонились. Он пошел
отпереть - и радостно и смущенно растерялся. Приехали гости совсем
нежданные: матушка Агния, в ватном салопе, укутанная по-зимнему, в семь
платков, и тоненькая, простенькая черничка Даша. Тут же они ему и
поклонились, низко-низко, подобострастно даже. Он не мог ничего сказать, не
понимал и не понимал, зачем же они приехали, и отступал перед ними,
приглашая рукой - войти. Матушка Агния, которую молча раскутала черничка,
стала искать иконы, посмотрела во все углы, перекрестилась на сад, в окошко,
и умиленно пропела:
"А мы к вашей милости, сударь, премного вами благодарны за заботы о
нас, сиротах... втайне творите, по слову Божию... спаси вас Господи, Христос
Воскресе. Узнали сердцем, Дашенька так учуяла... на Светлый День взысканы от
вас гостинчиком вашим и приветом... уж так задарены... глазам не верим, а
поглядишь..."
Он растерянно повторял: "что вы, что вы" - и увидал благоговеющий
взгляд, осиявший его когда-то, милые руки девичьи, вылезавшие сиротливо из
коротких рукавчиков черного простого платья совсем монастырского покроя, и
ему стало не по себе,- чего-то стыдно. А матушка Агния все тараторила
напевно, "человеческая овечка":
"Примите, милостивец, благословение обители, освященный артос, всю
святую неделю во храме пет-омолен, святой водицей окроплен, в болезнях
целения подает...- И она подала с полуземным поклоном что-то завернутое в
писчую бумагу и подпечатанное сургучиком.- А это от нее вот... ее трудами,
уж так-то для вас старалась, весь пост все трудилась-вышивала..."
И развернула белоснежную салфетку.
"Под образа подзорчик. по голубому полю серебрецом, цветочки, а
золотцем - пчелки... как живые! Работа-то какая, загляденье... и колоски
золотцем играют... глазок-то какой... прямо золотой, ручки серебряные. А
образов-то у вас, как же... не-ту?" - спросила она смущенно, оглядывая углы.
Он смутился и стал говорить невнятное.
- Мне стало стыдно, - рассказывал Виктор Алексеевич,- что я смутил эту
добрую старушку и оробевшую вдруг черничку, светлую. Но я нашелся и
объяснил, надумал, что образа там... а тут... отдан мастеру "починить"!..
Так и сказал - "починить", как про сапоги, вместо хотя бы "промыть", что
ли,- и вот, к Празднику т а к о м у... и не вернул!
Матушка Агния посокрушалась, справилась, какой образ и чье будет
"благословение", и сказала, как бы в утешение, что и у них тоже, в приделе
Анастасии-Узорешительницы, отдали так вот тоже ковчежец, из-под главки,
посеребрить-почистить, а мастерок-то пья-аненький, он и подзадержал... а
время-то самое родильное, зимнее... зачинают-то по весне больше, радости да
укрепления приезжают к ним получить, а ковчежца нет... печали-то сколько
было. И велела "сероглазой моей" достать подарочек - туфельку-подчасник,
вишневого бархата, шитую тонко золотцем: два голубка, целуются. Это его
растрогало, такая их простота-невинность: невесты такое дарят или супруга
любимому супругу. Он развязно раскланялся, даже расшаркался и сказал: "Вот
отлично, это мы вот сюда пристроим" - и приколол уже всунутой в петельку
булавкой на стенку к письменному столу. А они стеснительно стояли и робко
оглядывали длинные полки с книгами и синие "небесные пути", давно забытые.