"Иван Шмелев. Росстани" - читать интересную книгу автора

главных ворот на травке и показывал свою ногу. Говорили, что ушел он из дому
из-за тяжелого духу, жил по сараям и добывал ногой пропитание. Всех приючала
Арина, давала хлеба, протягивала из окошка ломоть и никогда не смотрела, кто
там, слушая два голоса - тот, что шел с воли, и другой, что говорил в ней:
дай, не смотри.
Приходили силачи парни в драных картузах, с буйными лицами, с налитыми
глазами, пропойные, с пустыми корзинами и взглядами исподлобья, гудели:
- Баушка Арина, подай хлебца проходящему! И к ним протягивалась рука
ее.

X

И вот наступило десятое число июля, и справляли именины Данилы
Степаныча.
Приехал Николай Данилыч с семьей, привез пироги, всяких закусок, вин,
фруктов. Приехали еще накануне кухарка-повариха и горничная Маша - помогать:
справляли заодно и именины Ольги Ивановны. Были московские гости: семья
булочников, шесть человек - старые и молодые, доктор Цветков с сестрой и
банный арендатор Коровин, мужчина большого веса, краснолицый, коротко
стриженный, с бычьей шеей и узким лбом. Как только сошел с извозчика, тут
же, у садика, и поднес Даниле Степанычу пирог в расписной картонке и сказал
хмуро:
- Вот куда вы заехали, а мы вас везде сыщем. И потому позвольте вас
поздравить со днем вашего ангела и пожелать, чтобы...
Приехал с колокольцами, парой, в рессорном тарантасе, богач крестник из
Шалова, Василий Левоныч Здобнов, маленький, рябой и шустрый, с Марьей
Кондратьевной в лиловом платье и белой шали с бахромками. Они тоже привезли
пирог в засиженной мухами картонке, по особому заказу из городской булочной
Воронина, залитый красным с сахарными словами: "В день ангела". Как вошли,
стали говорить, что всё собирались, а вот теперь собрались, и хоть Николай
бы Данилыч - уж и не ждем кресинького - с барышнями да сынком поглядели, как
они теперь живут и как у них в Шалове хорошо - как имение. Сейчас же стали
показывать новых лошадей из тройки от предводительши, а когда спрашивали о
цене, Василий Левоныч щурился и прищелкивал языком. На Марье Кондратьевне
были часы с длинной золотой цепочкой по животу и тяжелой передвижкой, за
которую все цеплялись бахромки шали; она очень шумела платьем, а когда
садилась, все подбиралась и смахивала со стульев.
Приехал на дрожках, на рыжей костлявой лошади, становой, худой, высокий
и черный, как в саже, в белом кителе, с провалом между лопаток и узкой
длинной спиной, по которой ерзала портупея, пощелкал перед барышнями
каблуками, сказал, что на одну минутку, и остался обедать.
Утром приезжал поздравить, по поручению настоятеля, отец казначей и
поднес рублевую просфору - благодарил за позолоту иконостаса. К самому обеду
потрафил горбачевский батюшка с сыном-семинаристом, который остался было
сидеть на тарантасе - за лошадью присмотреть, но его силой заставили войти в
сад и завертели барышни.
Приехала на телегах и приходила поздравить дальняя родня из Черных
Прудов, из Шалова, из Горбачева, из Манькова - чьи-то свояки, сваты, кумы,
кумовья, крестники и внучатные племянники. Гости обедали в садике, на
длинных столах, под развешанными для вечера бумажными фонарями, а этих