"Иван Шмелев. Росстани" - читать интересную книгу автора

- Молчу, сынок... молчу...
И по глазам его видел Данила Степаныч, что признал он его, - сказал о
себе, что Данила Лаврухин, - а говорить не может. Только расширились глаза,
а потом укрылись под колпаком, а худые, как восковые, пальцы забегали по
четкам. Благословился и поцеловал руку, холодную, как ледышка. И в келейке у
Сысоя было сыро и холодно, а за двойными мутными рамами стоял теплый июнь, и
распустился под окном куст жасмина.
Спросил сокрушенно:
- Не надо ль тебе чего, отец Сысой?
- Молчу, сынок... молчу...
Так и не доискался у него, как он "дошел" и хорошо ли ему. И когда
выходил, нагибаясь, чтобы не убиться о притолоку, услышал:
- Милостыньку твори.
Обернулся, а отец Сысой стоял перед уголком, молился.
Ехал Данила Степаныч на своем тяжелом и тихом коне, в покойной
пролетке, и думал о Сысое... Думал, что вот готовится человек, важное у него
есть, свое, за жизнью. К этому-то важному и готовится. И стало ему грустно и
тревожно. А он-то что же не готовится? Тот уж давно готовится, тридцать
лет...
- Господи, Господи!...
- Чего изволите-с? - спросил, оборачиваясь к нему, Степан.
Поглядел Данила Степаныч на его дурковатое лицо и махнул рукой.
Березовой рощей шла дорога. Широкие кусты орешника протягивали над
головой ярко-зеленые в солнце зонты с темнеющими гроздочками новых орехов,
шуркали по Степанову картузу, брызгали не скатившимся с утра дождем. В
глухой стороне, влево, куковала кукушка, чистым, точно омытым в дожде,
голоском. Послушал, и стало еще тоскливей. И пока ехали березовой рощей, без
устали куковала кукушка.
Спустились на луговину, к речке. Здесь она выбегала из-под ключевских
обрывов и текла на свободе петлями и завертками, вся извертелась, как
вольная девчонка. Трава была здесь высокая и густая, и всегда много было
здесь по мелким кусточкам крупных голубых колокольчиков, а в осочке
прятались незабудки. Солнечно было здесь, парило с сырого лужка, и носились
стрекозы. Знакомое место. А как разрослись ольхи! А раньше было совсем голое
место.
Возле дороги, под ольхой, осыпанной, как охрой, желтыми крупками
плесени, сидел старик, лежали на холщовой суме корочки, и стояла в травке
ржавая кружка с водой. Старик макал в нее хлеб. Данила Степаныч тронул
Степана палкой.
- Погоди-ка... Отколе, дедушка?
Старик приложил ладонь с зажатой в пальцах поблескивающей корочкой,
всматривался против солнца. Увидал большого коня, богатую пролетку и важного
старика в белом картузе. Заклаиялся.
- Тебя спрашивают! - окликнул Степан. - Откудова ты?
- Корми-лец... батюшка... спаси Христос...
Данила Степаныч достал большой кошелек, вынул пятак.
- Принимай милостыню! - опять закричал Степан. - Дозвольте, я кину...
- Не найдет... Прими, дедушка.
Старик понял. Потянулся за вырезанной винтом по коре палочкой,
перевалился на четвереньки и показал две дерюжные заплаты на синих