"Андрей Валентинович Шмалько. Флегетон " - читать интересную книгу автора

прикинув то и это, я взял все уже мной написанное и отнес к генералу
Туркулу. тот долго крыл генерала Ноги, а потом положил мою рукопись в
дивизионный сейф. У сейфа круглые сутки стоит караул, так что тут можно быть
спокойным. Поручик Успенский несколько волновался и за рукопись своего
великого романа про господ офицеров, но я успокоил его. Роман, и его автор
слишком популярны на нашем Голом Поле, чтобы генерал Ноги решился на
похищение. Не сладить генералу с нашим Жюль Верном.
Итак, Уйшуньский бой. В эти дни мне было не до летописания, и в моем
дневнике сохранилось буквально несколько строчек, - такое забыть невозможно.
Подходя к Мурза-Каяш, мы увидели зарево. Хутор горел. Мы ускорили шаг.
И тут над головами заурчало, и в воздухе появились два "Ньюпора". Я было
обрадовался, подумав, что это наши из Качинского авиаотряда, но аэропланы
пошли на снижение, и прямо на нас посыпались бомбы. Я лишь успел гаркнуть
"Ложись!", и мы попадали в грязь. Аэропланы уже заходили на новый вираж, но
тут не растерялся поручик Голуб и ударил из пулемета. Мы немного пришли в
себя и взялись за винтовки. Не знаю, удалось ли нам попасть хотя бы разок,
но наша стрельба господам красным авиаторам явно не понравилась, и они
повернули назад, напоследок сбросив бомбы на горящий хутор. Штабс-капитан
Дьяков скомандовал, и мы, грязные, как черти, побежали мимо пылающих хат к
броду.
У брода все смешалось. Красные были уже там, выдвинув вперед несколько
тачанок, под прикрытием которых они теснили батальон 13-й дивизии. Наступали
они грамотно, не спеша, где надо - пригибаясь, а где надо - в полный рост.
Они уже выбили наших из первой линии окопов и, выстраиваясь в широкую цепь,
начинали прижимать батальон прямо к горящему хутору. Мы подоспели вовремя.
Разворачивать пулеметы было некогда, штабс-капитан Дьяков скомандовал: "В
штыки!", и наш отряд рванулся вперед. Дело было привычное, но я боялся за
пополнение: штыковой бой - достаточно крутое испытание для начинающих. Но
юнкера держались молодцами, да и господа бывшие краснопузые, памятуя,
очевидно, о мифическом пулемете за их затылками, не отставали. Я выделил для
себя плюгавого господина в черной кожанке, - вероятно, комиссара, который
размахивал наганом и что-то орал, похоже, цитировал господина Маркса.
Он заметил меня и успел навести мне в лоб наган, но большего я ему не
позволил: штык вонзился между ребер, что-то хрустнуло, я вырвал штык и ткнул
еще раз в живот. Господин в кожанке дернулся, его очки в железной оправе
медленно сползли с носа, но меня он больше не интересовал. Какой-то
красноиндеец пропорол мне рукав, но я отскочил и двинул его прикладом. Пока
он пытался сообразить, больно ему или не очень, я ткнул его штыком под
сердце, избавив от всех неприятных ощущений сразу. Тем временем наконец-то
ударили наши пулеметы, и краснопузые попятились к броду. Мы бросились за
ними, захватили одну из тачанок и заставили их улепетывать с несколько
большей скоростью, чем бы им хотелось.
Вернувшись на берег, мы сели прямо на песок и закурили, не обращая
внимания на появившегося откуда-то генерала Андгуладзе. Генерал кричал,
чтобы мы заняли окопы, но в грязь лезть не хотелось, тем более вид у нас и
так был, как у кухаркиных детей. Вдобавок, увлекшись, так сказать, гоном, я
забежал слишком далеко в Сиваш и зачерпнул левым сапогом ледяного рассолу.
Искать сменные портянки было некогда и я, выкрутив имевшиеся, направился,
чертыхаясь на чем свет стоит, загонять свою роту в окопы.
Нас поместили на левом фланге, - вероятно, потому, что там было грязнее