"Андрей Валентинович Шмалько. Флегетон " - читать интересную книгу автора

а мы со штабс-капитаном Дьяковым держали совет. Собственно, дело было ясное:
мы воссоздавали наши две роты, вопрос был лишь в том, кому командовать
первой. Вторая рота, само собой, оставалась у меня. Я предложил назначить
ротным поручика Успенского, но штабс-капитан Дьяков скривился, пробурчал,
что мой поручик и взводом-то толком не имел времени покомандовать, и наконец
заявил, что первой ротой будет командовать сам. Я лишь пожал плечами.
Штабс-капитан Дьяков, похоже, все еще чувствовал себя ротным, а не
командиром отряда.
Мы разделили нижних чинов поровну, и я приказал поручику Успенскому
отконвоировать наше пополнение к старым овечьим сараям, где мы намеривались
их разместить. Мороза уже не было, а спать можно и на сене. Сена, кстати,
хватало.
Пока моя рота шлепала по грязи, а поручик Успенский бодро покрикивал
"Ножку! Ножку! Ать-два!", я направился к штабс-капитану Дьякову. Дело в том,
что с пополнением прибыли четверо офицеров, и было далеко не безразлично,
кого из них направят ко мне.
Впрочем, все уже было решено. Двух крепких молодцов, одного поручика и
одного подпоручика, он забрал себе, а мне оставил двух невысоких
прапорщиков, первого - белокурого, а второго - чернявого и черноглазого,
совершенно цыганского вида. Я козырнул и представился. Они тоже. Услыхав
фамилии, я немного вздрогнул: белокурого звали Мишлис, а чернявого - Немно;
однако молодые люди улыбнулись, и я сразу почувствовал к ним симпатию. Я
отвел их в пустую хату и велел устраиваться.
Тем временем пора было заняться пополнением вплотную. В сараях кипела
работа: под чутким оком поручика Успенского вновь прибывшие приводили свои
жилища в божеский вид. Я отозвал поручика в сторону, и мы накоротке
поговорили.
Нам повезло: из сотни сорок человек были юнкерами. Они отбились от
своих училищ и сами попросились на фронт. Юнкера, да еще добровольцы, - это
был действительно подарок. Было еще два десятка добровольцев, но в основном,
желторотые гимназисты старших классов и учащиеся высших начальных училищ.
Ну, этих можно было еще подтянуть, а вот на остальных не стоило даже
смотреть: от них за три версты несло красным духом. Так оно и оказалось: это
были доблестные красноармейцы не менее доблестной 46-й дивизии Рачьей и
Собачьей Красной Армии. Конечно, правильнее всего было бы из этих господ
образовать специальный взвод смертников для посылки на вражеские пулеметы,
но не всегда правильные решения осуществимы. Пришлось всех разбросать по
трем взводам равномерно. Первый взвод шел под начало поручика Голуба, второй
и третий получали вновь прибывшие прапорщики, поручик Успенский оставался
моим заместителем. Правда, опять забегу вперед, все следующие дни первым
взводом занимался поручик Успенский, - поручик Голуб по-прежнему хандрил и
трогать его было бессмысленно.
Выстроив у сарая юнкеров и гимназистов, я смотрел на этих симпатичных
молодых людей и думал, как все-таки жестоко - бросать в бой тех, кому нет и
двадцати. Да еще и в самые последние месяцы проигранной войны. Но я тут же
одернул себя: мы с поручиком Успенским тоже не были стариками, когда пошли
добровольцами на Германскую. И юнкера-сорокинцы, атаковавшие Екатеринодар в
18-м, были не старше. И те, кто защищал от красной свовочи Кремль в те
страшные дни Смуты. Просто - настал час и для них.
Юнкера разглядывали меня с явным интересом. Я подумал, что неугомонный