"Андрей Валентинович Шмалько. Флегетон " - читать интересную книгу автора

проволоку, и ударил в упор. Поручик Голуб никогда не стрелял, подобно Саше
Михайлюку, долгими очередями, экономя, по малороссийской привычке, каждый
патрон. Но красные этой тонкости не оценили, поскольку резво сделали поворот
"все вдруг" и помчались вприпрыжку назад, кроме тех, само собой, что
вороньем повисли на проволоке. Бежавших проводили мы с поручиком
Успенским, - наши пулеметы стояли чуть правее и чуть левее.
Красные накатывались еще три раза. Под конец стало особенно горячо: они
выставили несколько пулеметов, и у нас появились первые потери. Мой второй
номер, белокурый унтер Коля Свиридов, ткнулся носом в бруствер окопа, затем
мой пулемет заклинило, а подбежавший связной крикнул, что штабс-капитан
Дьяков ранен. Я бросил бесполезный уже "максим" и по ходу собщения добрался
до штабс-капитана Дьякова, которому перевязывали левую руку. Страшного
ничего не было, если бы не мороз. Дьякову помогли перебраться во вторую
линию окопов, где мы заранее разожгли пару костров. Тем временем красные
полезли вперед, и тут замолчал пулемет поручика Голуба. Я бросился туда и
увидел, что его второй номер отползает в сторону, держась на живот, а
поручик борется с пулеметной лентой, которая начинает опутывать его, словно
Лаокоона. С лентой мы вдвоем разобрались быстро, я лег за второго номера, и
бабуины вновь оказались отброшенными назад, тем более, что пулемет поручика
Успенского не смолкал ни на минуту. Я оглянулся. Наши соседи, Виленский
полк, также успешно огрызались, краснопузые откатывались от полуострова, и
пора было отбить у них охоту лезть сюда еще раз.
А в атаку мы пошли не спеша, чтоб не тратить зря силы на этом морозе.
Но доблестная 46-я дивизия красных сочла, что уже получила свое, и штыкового
боя не приняла. Мы постояли средь чистого поля, полюбовались зрелищем
ретирады и вернулись в окопы.
Впрочем, воевать они все-таки немного научились и, оставив прямо против
нас заслон, пошли не обратно, в Таврию, а прямиком на юг, к Армянску. Мы
таким образом оказались в тылу, который с каждым часом становился все более
глубоким.
Приближался вечер. Мы разожгли несколько костров и, отогреваясь,
ожидали дальнейших событий. План Якова Александровича вступал в решающую
стадию: XII армия красных втянулась в заледеневшие крымские степи навстречу
наступавшей ночи.
Ночь была превосходной, звездной, мороз трещал вовсю, и настроение было
не хуже, чем под Ново-Алексеевкой. Прямо перед нами в чистом поле мерзли
красные, и мы время от времени отбивали у них пулеметами охоту погреться у
костров. Что творилось южнее, мы не имели понятия, но были уверены, что
задумка Якова Александровича удалась. Так оно и вышло.
Лишь после боя мы узнали подробности всего сражения. Красные без боя
заняли Армянск и двинулись к Уйшуни. Тут и застала их ночь. В мертвой и
мерзлой северокрымской степи спрятаться от мороза было негде, да и костры из
перекати-поле грели плохо. Так же, как и речи комиссаров о мировой коммунии.
А между тем по Крыму шла великая паника. Вся штатская сволочь и тыловые
крысы, узнав о падении Перекопа, бросились к причалам, началась погрузка на
корабли, и даже сам Антон Иванович Деникин поспешил послать очередной
выговор Якову Александровичу.
Приближался рассвет. Еще до первых лучей солнца мы услыхали где-то на
юге грохот канонады. Прикинув направление, мы поняли, что бой идет где-то
возле Уйшуни. Так оно и было: красные, двинувшись вперед, попали под