"Бернхард Шлинк. Сладкий горошек" - читать интересную книгу автора

Он решился прекратить отношения с Вероникой. Всякий раз он приезжал в
Гамбург с твердым решением, и когда дочка уже спала в кроватке, а они сидели
в кухне, он намеревался сказать ей, что хочет назад к Юте, что он, как
только она пожелает, готов поговорить об алиментах, контактах с дочерью,
продаже его картин. Они сидели за столом в кухне, и Вероника была счастлива,
что трудовой день закончился, он здесь, и у него язык не поворачивался
сказать ей эти слова. Если же она выглядела несчастной, он тем более не мог
произнести этого, так как не желал делать ее еще несчастнее. Он переносил
разговор на утро. Но утро принадлежало дочери.
Он проговаривал про себя все, что только можно сказать в этой ситуации.
Что следует прекратить эти отношения, ставшие невыносимыми. Что он, если уж
не остается с нею, не намерен ее дольше удерживать, разрешает ей уйти и жить
своей собственной жизнью. Что ужасный конец все равно лучше, чем ужас без
конца. Или, может быть, все-таки он останется с нею? Нет, и морально, и
физически он уже давно отдалился от нее и не сможет быть с нею дольше или
когда-нибудь к ней вернуться. Нет, не было ничего, что извиняло бы его
неспособность поговорить с нею. Он ощущал эту неспособность чисто физически,
как будто в тот момент, когда он хотел что-то сказать, рот, язык и горло не
подчинялись ему, как парализованная рука не может подняться и двигаться по
приказу. Потом в берлинском поезде он сгорал от стыда.
Тогда он решился на более легкий шаг перед трудным, чтобы после,
набравшись опыта, этот трудный все-таки сделать. Он решил порвать отношения
с Хельгой. С ней он смог поговорить. Он объяснил, что хочет вернуться к
своей жене, к своей семье. И хотя из их честолюбивых планов ничего не
получится, он останется ее другом и как друг с удовольствием будет ей
помогать. Ведь вместе им было так хорошо! Поэтому и расстаться надо тоже
красиво.
Хельга его внимательно выслушала. Когда он закончил, она посмотрела на
него своими большими глазами. Глаза ее повлажнели, слезы постепенно
переполняли их, они текли по щекам, капали на платье. Потом, всхлипывая, она
бросилась ему на грудь, он прижал ее к себе, почувствовал ее мягкое тело,
хотел утешить ее, но она только качнула головой и приникла губами к его
губам. На следующее утро за завтраком она рассказала ему о своих новых идеях
по поводу стоматологической клиники. Ну что тут можно было сделать?
А с Ютой он и не пытался заговорить. Однажды он сидел напротив нее и
представлял, что он ей скажет, как она прореагирует и как он тут же спустит
паруса в знак капитуляции. Да, уже в самом начале разговора он выкинет белый
флаг и будет радоваться, когда они помирятся и она прижмет его к груди. Его
решимость сделать что-то была жалкой и тщетной, а постоянные метания
туда-сюда - смешными. Он смеялся и все не мог остановиться, настоящая
истерика, в конце концов Юта, не зная, как ему помочь, влепила пару пощечин,
которые и привели его в чувство.
Он удивлялся, сколько же при всем при том успевал сделать. Он
пересмотрел план постройки моста через Гудзон и спроектировал новый мост
через Дрину. Он написал серию картин; на всех были изображены женщины,
которые гребли веслами на барже: стоя и сидя, в одежде и совсем обнаженные,
хрупкие и обостренно нервные брюнетки, мягкие блондинки и крепко сбитые
шатенки. Первые картины Вероника представила на выставке. Серия еще не была
завершена, а какой-то коллекционер уже захотел купить ее всю. Как избавление
грянул приступ аппендицита. Он ехал на машине из Дрездена в Мюнхен, когда