"Бернхард Шлинк. Сладкий горошек" - читать интересную книгу автора

начались боли. Что-то с желудком, подумал он, но потом стало ясно, что это
другое, хуже и серьезнее. Склонившись над баранкой, так как в таком
положении легче переносилась боль, он, перепуганный насмерть, таки сумел
доехать до окружной больницы за Гофом. И сразу попал на операционный стол.
На следующее утро во время обхода врач рассказал ему, что, судя по
симптомам, это вполне мог быть рак поджелудочной железы, и пусть радуется,
что это был всего лишь острый аппендицит.
Томас пробыл в больнице неделю. Его сознание рисовало, как врач делает
ему надрез, находит злокачественную опухоль поджелудочной железы или
метастазы в желудке, зашивает его. Жить ему остается пару недель или
месяцев. Он уже ни за что не отвечает, никому ничего не должен, все
относятся к нему бережно и внимательно, восхищаются его мужеством. Он
прощается с Хельгой, Вероникой и Ютой, им не в чем его упрекнуть, и ему не в
чем упрекнуть самого себя. Он напишет еще одну картину, последнюю и самую
пронзительную. Он проведет это время со своими детьми, им будет так хорошо
вместе, что воспоминания об этом еще долго после его смерти будут освещать
их жизнь. Он напишет эссе о мостах, и оно станет его архитектурным
завещанием. Пару месяцев, больше ему не надо, чтобы покончить со всем этим и
спокойно умереть. Умереть счастливым. Он завидовал тому, кому осталось жить
лишь пару месяцев, он считал такого человека счастливым, освободившимся от
всех мирских забот.
Почему он сам не может быть этим счастливым человеком? Он позвонил в
Берлин и в Гамбург и сообщил о своей операции. Но эти звонки тоже
великолепно вписывались в его версию-игру о том, что он якобы умрет через
два месяца: сначала сообщить об аппендиците, чтобы никого не напугать, а
потом осторожно выложить всю правду.
Он возвратился в Берлин и был таким же, как всегда, только чуть более
спокойным и подавленным, держался с большим достоинством, иногда казался
рассеянным, как человек с печатью смерти на челе. Потом он сказал им. Прошел
через их испуг, настойчивые советы проконсультироваться у других врачей,
беспомощное сочувствие. Каждая спрашивала его, что он теперь будет делать, а
он отвечал, что будет жить так, как жил раньше, что же еще? Делать главное и
отставлять второстепенное. Писать картину. Писать эссе о мостах. Проводить
время с детьми. И действительно, он натянул на раму новый холст, купил новую
авторучку и строил с детьми планы на лето.

9

Нет, он не то чтобы и вправду уверовал в свой рак. Но однажды во время
выходных, которые он проводил в Гамбурге, Вероника начала кричать на него,
когда он после обеда остался сидеть за столом, вместо того чтобы мыть
посуду. Он был возмущен. Как она, которая должна была думать, что у него
рак, могла взвалить на него хозяйственные заботы? Кроме всего прочего, швы в
самом деле причиняли ему боль; если бы ему разрезали живот, а потом вместе с
аппендицитом и метастазами вновь зашили, то они болели бы ничуть не меньше.
Да и чувствовал он себя ослабевшим и измотанным.
Нет, это было так несправедливо, то, как Вероника вела себя с ним, да и
Юта с Хельгой могли бы быть повнимательнее. Юта, которая видела его сейчас
больше, чем во все предыдущие годы, попросила его помочь сыновьям сделать
уроки, забрать дочку из музыкальной школы, починить жалюзи и развесить