"Бернхард Шлинк. Сладкий горошек" - читать интересную книгу автора

внуков? Трагедия - умереть молодым? Томасу казалось, что умереть слишком
рано не более трагично, чем умереть слишком поздно, равно как и умереть, не
успев родиться.
Мужчина, подававший посылки в машину, вдруг споткнулся и упал вместе с
коробкой, которую нес, на тротуар. Почему он ругается? Если смерть - это так
плохо, пусть радуется, что жив, а если смерть прекрасна, то для него перед
лицом вечности миг его падения - ничто. Мимо Томаса прошла красивая пара.
Стройные, энергичные, радостные, с умными живыми лицами. Он не был наглым
прыщавым придурком, а она не казалась просто симпатичной милой дурочкой. Но
от этого лучше не становилось. Вопрос не в том, чтобы вся эта суетность и
ничтожность были зримыми и осязаемыми. Томас видел их там, где они были едва
различимы. Он видел суетность всюду.
Он спрашивал себя: если бы у него было оружие, смог бы он перестрелять
всех этих прохожих, как его сыновья расстреливают врагов в компьютерных
играх? Возникли бы проблемы, а он не хотел никаких проблем. Но ближе,
реальнее и живее, чем фигуры на мониторе компьютера, эти прохожие,
наблюдаемые им из окна кафе, не становились. Да, они люди, как и он. Но от
этого они не становились ему ближе.

7

Когда позднее он вспомнил об этом дне, то понял, что именно в этот день
и в этом месте началось его падение. С этого дня он падал стремительно, как
человек на картине Макса Бекмана, что висела в квартире президента
строительного консорциума. Он падал, кувыркаясь, абсолютно беспомощный,
несмотря на силу мускулистого тела и сильные руки, вскинутые как для
заплыва. Он падал между горящими домами, его горящими домами, домами,
построенными им, и домами, в которых он жил. Он падал среди птиц, которые
презрительно насмехались над ним, и ангелов, которые могли спасти его, но не
спасали, среди лодок, уверенно плавающих в небе, и он мог бы так же уверенно
плыть в небе, если бы не связался с домами.
Он вернулся домой и вновь зажил своей жизнью. Берлинской жизнью с
семьей, фирмой и друзьями, для которых он был мужем Юты, отцом ее троих
детей, архитектором и художником-любителем. С ними и их семьями его
связывали давние отношения. Вместе ездили в отпуск, проходили через семейные
неурядицы и проблемы с детьми. Он чувствовал себя среди них как рыба в воде,
уверенный во взаимном доверии, хотя сам не очень-то стремился к нему,
поскольку их объединял только совместный багаж воспоминаний, анекдотов,
шуток. С гамбургскими друзьями все обстояло иначе. Да, у него были друзья и
в Гамбурге, хотя и не так много, как в Берлине; их связывала не профессия,
это были знакомые Вероники. Большинство было неженатыми или незамужними, у
кого-то был ребенок. Для них он был художником, с которым у Вероники
контракт и ребенок, приятным в общении, но имевшим еще и другую жизнь и
поэтому для них чужим. С лучшей подругой Вероники, врачом-педиатром, у него
сложились сердечные и доверительные отношения, но и здесь его другая жизнь
оставалась в тени. Его вторая берлинская жизнь опять-таки выглядела иначе.
Как и сама Хельга, ее друзья были почти на двадцать лет моложе его. Главной
их заботой было завершить образование и сделать карьеру. У них не было
четкого мировоззрения, они были открыты для многих вещей, открыты и для
друга Хельги, который был постарше, человека разностороннего и щедрого,