"Бернхард Шлинк. Измена" - читать интересную книгу авторапальцами моих губ: "Тсс..." Раньше молчание объединяло нас, теперь
разделяло. Потом я заметил, как на ее лице блеснули слезы. Я хотел приподняться, поцеловать мокрые щеки, вытереть слезы. Ей, наверное, показалось, что я хочу убрать ее пальцы от моих губ, чтобы все-таки заговорить, поэтому она села, набросила халат, затем, придерживая его на груди левой рукой, нагнула голову, подхватила правой рукой волосы, закинула их назад. На какой-то миг она замерла на краю матраца в той же позе, в какой сидела, когда пришла. Пока я решал, стоит ли мне удержать ее для разговора, она выскользнула из комнаты. 8 Когда я опять проснулся, было все еще темно. На этот раз я услышал скрип двери и шаги. Это была Юлия. - Что случилось? - Я проснулась и не могу заснуть. Папа с мамой ругаются. Стоя перед моей постелью, она выжидающе смотрела на меня. Я пригласил ее присесть, надеясь, что запахи любовной сцены выветрились и она ничего не почувствует. Юлия юркнула под одеяло. - Они очень громко ругаются, обычно так не бывает. - Родители иногда ссорятся, бывает, потише, бывает, погромче. - Но... Я понял, что ей хотелось бы услышать, из-за чего могут спорить родители, лишь бы причины не были такими, из-за которых для нее мог бы нарушиться порядок вещей, но мне не хотелось чересчур смягчать возможный - Знаешь, историю про овечек? - Которые прыгают через ограду и которых надо считать, чтобы заснуть? - Нет, другую. Там тоже есть ограда, но калитка открыта, и овечек считать не надо. Рассказать? Она кивнула с такой готовностью, что я разглядел это даже в темноте. Теперь и я расслышал голоса Свена и Паулы, хотя между нами был длинный коридор да еще поворот за угол, где находилась родительская спальня и комната Юлии. Голоса едва доносились, но мне хватило и этого, чтобы задаться вопросом, не стоит ли одеться и потихоньку убраться отсюда, чтобы никогда больше не появляться в этом доме. Я злился на Свена и Паулу, не умеющих справиться с семейными проблемами, на Паулу, которая, втянув меня в историю, бросила, на Юлию, которой я должен заниматься, будто у меня нет своих забот. А еще я злился на себя за то, что натворил в моих отношениях со Свеном, за то, что слишком близко допустил к себе Паулу. - Не будешь рассказывать? - Буду. Дело происходило в одном краю, где высокие-высокие горы. На самой вершине горы - только снег и лед, а пониже скалы и осыпи, еще ниже - луга и уж только потом густые леса. Перед самыми высокими горами находятся другие, поменьше, а на самых маленьких горах растет трава, такая же бурая, как на равнине, которая начинается там, где кончаются горы, и простирается она до самого горизонта, даже еще дальше, куда уже не хватает взгляда. Ты слушаешь? - Да, только я все равно слышу, как папа с мамой ругаются. - Я тоже. Рассказывать дальше? Только это не страшная история, а то от |
|
|