"Йозеф Шкворецкий. Семисвечник " - читать интересную книгу автора

Пан доктор Штрасс

Пан доктор Штрасс был всегда старый - лет под пятьдесят, маленький,
круглый и незаметный. Он говорил так тихо, что я почти ничего не понимал.
Приемная у него была в вилле над рекой, и хотя это называлось виллой, мне
она казалась замком, и она действительно была замком.
Снаружи этот замок был обнесен железным забором из острых металлических
копий, в нем ворота искусной работы, на их створках красовалась монограмма
доктора Штрасса. Каждую створку украшала чаша, ножку которой до половины
обвивала змея Эскулапа, так что когда ворота были заперты, змеиные головы
воинственно щетинились и показывали одна другой позолоченный язык.
От ворот к вилле вела широкая дорожка, посыпанная песком; по ней пан
доктор Штрасс съезжал в своем автомобиле на улицу, и, когда он спускался под
уклон с выключенным мотором, песок хрустел под резиной колес. Дорожка плавно
закруглялась влево до самого здания, верх которого украшала высокая башня из
деревянных брусьев с резными птицами и фантастическими зверями. Башню
венчала острая крыша со шпилем и жестяным флажком с датой: 1900.
Вокруг росли старые густые плакучие ивы, и здесь всегда было тихо. К
доктору надо было подниматься по ступенькам на открытую веранду, потом в
довольно сумрачную приемную, облицованную темным деревом. Оттуда вела дверь
в кабинет, обитый блестяще-белой холодной кожей с нашитыми пуговицами из
того же материала, которые от пола до потолка смотрелись холодными
блестящими пузырьками. Против входа, над резной скамьей, висела большая
картина Бенеша Кнюпфера - зеленое море, очень красивое, как настоящее. В
кожаных креслах обычно сидели два-три пациента: больше пан доктор Штрасс
никогда не принимал, и, хотя говорили, что он очень богат, я никогда не мог
понять, как можно быть богатым, имея так мало пациентов.
С визитами пан доктор Штрасс ездил в открытой "ланчии", метров шесть в
длину; он, в своей широкополой черной шляпе, сидел в ней всегда один. На
бараньих лбах главной дороги "ланчия" скрипела и подпрыгивала, но пан доктор
Штрасс сидел в ней твердо и уверенно, сосредоточенно глядя прямо перед
собой.
- Мама, мама! - восклицал я. - Пан доктор Штрасс едет!
- Да, - обычно отвечала мать. - Это золотой человек!
Потом "ланчия" останавливалась перед витриной кафе на площади, и,
прижимая нос к толстому стеклу в матовой раме с нарисованными по углам
цветами, я видел пана доктора Штрасса: как он сидит, в сером костюме-тройке,
с часовой цепочкой, с тугим белым воротничком, за мраморным столиком над
черным кофе и говорит тихо, невыразительно с паном Огренцугом, или с
франтоватым паном Лёблом, или же - иногда - с моим отцом, а на его белых
руках, на большом пальце - крупный печатный перстень, мягкие рыжие волоски
отсвечивают золотом в приглушенном свете зала.
Я появился на свет с помощью пана доктора Штрасса, да и потом часто
навещал безмолвную приемную в похожей на замок вилле. Часто переступал порог
между этим темным залом и кабинетом, словно из черной ночи попадал вдруг в
яркий день. Ординаторская сверкала, как вымытый к воскресенью посудный шкаф
в залитой солнцем кухне: холодно блестели хромированные ручки шкафа с
инструментами, так же холодно сверкали огромный хромированный шар диатермии
и какие-то странные приспособления на столе посреди кабинета, похожие на