"Йозеф Шкворецкий. Бас-саксофон" - читать интересную книгу автора

раз, когда господин епископ произносил молитву, благословлял и вручал святой
образок, конфирматор крестил и оборачивался к отцу, а отец доставал крючком
из горшка две горячие колбаски, маменька отрезала от ковриги ломтик хлеба, и
конфирмант получал подкрепление. Я-я, зо вар эс фор дем криг. Дас ист шон
аллее форбаи.
На площади показался лакированный автомобиль господина Рживача,
фабриканта; женщина погрустнела. Я, сказал коротышка-Цезарь. Фор дем криге.
Да габ ихь шах гешпильт. Ничего меня не интересовало, кроме шахмат. Я все
время решал этюды. Мат на третьем ходу, индийская игра унд зо ваитер. Да, не
раз мы играли днями и ночами, даже школу пропускали. Рисковали всем ради
шахматной партии. И даже девушки не интересовали меня. Хоть и вертелись
вокруг. Ди Урсула Брюммей, цум байшпилъ. Из аптеки, дочь господина аптекаря.
Но я был слеп, только шахматы и шахматы. Не обращал на нее внимания. И ей
пришла в голову одна мысль - о эти женщины! - она сделала себе клетчатое
платье. За такой материей надо было ехать в Мюнхен, рассказывала она мне
потом. Шахматные доски, одна за другой, с отпечатанными фигурами, на каждой
доске - своя позиция. Только после этого я ею заинтересовался. Сидели мы
как-то за городом, душистый луг, как одеколоном политый, но это было всего
лишь сено, а на небе луна, как церковные часы без циферблата, желтая, будто
кошачий глаз, и мы уже не беседовали, только шептались, она вся была
горячая, я обнял ее, она легла на это сено, и тут эта проклятая материя
осветилась луной, и я увидел на платье одну комбинацию, странную, чертовски
трудную, и весь переключился. - Коротышка-Цезарь засмеялся. - Я смотрел
теперь только на эту позицию. Думал, что сразу ее решу, чего там ждать от
какого-то текстильщика, но тот, видимо, взял ее из какой-то гроссмейстерской
статьи или еще откуда-то; курц унд гут, я думал, что решу моментально, а
потом закончу любовные дела. Однако длилось это целых два месяца, почти без
сна и работы, пока наконец я нашел мат черным на седьмом ходу. Унд вас ди
Урсула? спросила девушка со шведскими волосами. Ди? переспросил
коротышка-Цезарь. Я, ди гат айнен Шлессермайстер гегайратед. Дер ист ецт
политишер ляйтер ин Обервалдкирхен. Девушка опустила голову. Из лимузина
господина фабриканта Рживача вышла его красавица дочь Бланка и вошла в дом
господина Левита; она приехала на балетные классы, на шелковых лентах через
плечо болтались ее тапки. Лимузин уехал. Нал, начал рассказывать гигант с
протезом, ихъ габ фор дем криг бир гетрункен. Унд ей! Я был швабским
чемпионом, а звание чемпиона Гессена потерял из-за женщины. Пили мы в тот
раз в пивной у Лютца, я против Мейера из Гессена. В нем уже сидело пятьдесят
кружек, во мне - сорок девять; на пятьдесят первой он сдался, больше не шло,
его вывернуло. А я - беру кружку и опрокидываю в себя, как самую первую за
этот вечер. Только куда там! - она осталась у меня в пищеводе. Пивной
столбик, понимаете? От желудка - пищеводом - до верха горла. Пришлось
закинуть голову назад, чтоб не вылилось, но я чуял, что долго не удержу. А
было правило, что если удержишь до порога, считается выпитым. Так я
поднимаюсь и иду к двери. Вразвалку, осторожно, с закинутой башкой, чтобы не
вытекло. И был уже у двери, чуть-чуть осталось до порога, но - когда черт не
может сам, посылает женщину. Лотти, дочка Лютца, пигалица-хохотушка, влетает
в зал с гроздью кружек в руках, не смотрит по сторонам и прямо врезается в
меня, и из меня, господа, это пиво брызнуло, как исландский гейзер. Не
удержал я до порога и этого гессенского Мейера не переборол. Мужчина с
протезом вздохнул. Я, зо вар эс фор дем криг, добавил он и стал наполнять