"Иосиф Шкловский. Эшелон: невыдуманные рассказы (полный вариант)" - читать интересную книгу автора

бесконечное и радостное будущее, я считал само собою разумеющимся, что
предстоящая экспедиция к тропику Козерога - в далёкую сказочно прекрасную
Бразилию - это только начало.
Что будет ещё очень, очень много хорошего, волнующего душу, пока
неведомого.
После убогой довоенной юности, после тяжких мучений военных лет передо
мной вдруг наконец-то открылся мир - таким, каким он казался в детстве,
когда я в своём маленьком родном Глухове замирал в ожидании очередного
номера выписанного мне волшебного журнала "Всемирный следопыт" с его
многочисленными приложениями.
То были журналы "Вокруг света", "Всемирный турист" и книги полного
собрания сочинений Джека Лондона в полосато-коричневых бумажных обложках.
Читая запоем "Маракотову Бездну" Конан Дойля или, скажем, "Путешествие на
Снарке" Лондона, я переносился за тысячи миль от родной Черниговщины.
Солёные брызги моря, свист ветра в корабельных снастях, прокалённые
тропическим солнцем отважные люди - вот чем я тогда грезил. Вообще у меня
осталось ощущение от детства как от парада удивительно ярких и сочных
красок. На всю жизнь врезалось воспоминание об одном летнем утре.
Проснувшись, я долго смотрел в окно, где на ярчайшее синее небо
проецировались сочные зелёные листья старой груши. Меня пронзила мысль о
радикальном отличии синего и зелёного цвета. А ведь я в своих тогдашних
художнических занятиях по причине отсутствия хорошей зелёной краски
(нищета!) смешивал синюю и жёлтую. Что же я делаю? Ведь синий и зелёный
цвета - это цвета моря и равнины! В пору моего детства я бредил
географическими картами. Мои школьные тетрадки всегда были испещрены
начерченными от руки всевозможными картами, которые я часто раскрашивал, не
ведая про топологическую задачу о "четырёх красках"; я до неё дошёл сугубо
эмпирически. С тех пор страсть к географии дальних стран поглотила меня
целиком. Я и сейчас не могу равнодушно пройти мимо географической карты.
А потом пришла суровая и бедная юность. Муза дальних странствий ушла
куда-то в область подсознания. Живя в далёком Владивостоке и случайно бросив
взгляд на карту Родины, я неизменно ёжился: "Куда же это меня занесло!" А в
войну карты фронтов уже вызывали совершенно другие эмоции - вначале страшную
тревогу, а потом всё крепнувшую надежду.
Война закончилась. Спасаясь от убогой реальности, я целиком окунулся в
науку.
Мне очень повезло, что начало моей научной карьеры почти точно совпало
с наступлением эпохи "бури и натиска" в науке о небе. Пришла вторая
революция в астрономии, и я это понял всем своим существом. Вот где мне
помогли детские мечты о дальних странах! Довольно часто я чувствовал себя
этаким Пигафеттой или Орельяной, прокладывающим путь в неведомой,
таинственно-прекрасной стране. Это было настоящим счастьем. Глубоко убеждён,
что без детских грёз за чтением "Всемирного следопыта", Лондона и Стивенсона
я никогда не сделал бы в науке того, что сделал. В этой самой науке я был
странной смесью художника и конкистадора. Такое сочетание возможно,
наверное, только в эпоху ломки привычных, устоявшихся представлений и замены
их новыми. Сейчас такой стиль работы уже невозможен. Наполеоновское правило
"Бог на стороне больших батальонов" в наши дни действует неукоснительно.
Но вернёмся к событиям тех давно прошедших дней. Итак, в конце 1946
года я был включён в состав Бразильской экспедиции. До этого я участвовал в