"Павел Шкарин. Куб " - читать интересную книгу авторавсё нарастает, и хочется крикнуть: "нет! больше не надо! достаточно! мне
слишком пиздато! я измождён, истощён этим заплывом через бескрайний океан кайфища!" Но крикнуть уже ничего нельзя. Ты уже утонул. Плавно, неторопливо опускаешься ты на дно материализовавшегося под твоей жопой кресла и открываешь глаза. Хочется встать и куда-нибудь пойти. Когда я вернулся в этот мир, рядом со мною на коврике, растянувшись, словно спящая собака, валялся А., пялясь чёрными застывшими фарами в потолок. А. тоже мало не показалось: как только его втёрли, он испытал жгучее желание буквально расцеловать Гришу, сварившего ему такой приход. А Гриша уже убегал домой вмазываться, где-то в другой комнате с посторонней помощью мучительно, с рычанием раненой пантеры производила инъекцию Яна. Вмазаный раньше всех Олег уже унёсся покупать сигареты, пиво и воду...Но мне всё ещё не было до всего этого никакого дела. Куба такого матёрого варева мне оказалось не то что достаточно, а предостаточно - я был полностью смят, оглушён, я потерялся в этом мегадозняке. Мой первый реальный винтовой приход оказался заодно и самым сильным из когда-либо мною испытанных. Поднимаюсь на ноги и, смакуя последние отзвуки прихода, бреду на кухню. Каждый приход - это по сути маленькая смерть. Эфедриновый удар частенько заставляет сердце на какой-то миг захлебнуться, замолчать в смятении и растерянности. И вот, на протяжении этих мгновений или даже секунд, в благоговейном оцепенении, я слушаю тишину своего сердца. И понимаю, что всё, происходящее со мной после этой великой и ужасной паузы, и есть смерть. Яна, раскрасневшаяся, с растрепанными волосами, потягиваясь, словно после крепкого сна, выплывает из соседней комнаты, мотая репой. Гриша давно уже убежал: его по какой-то ему одному ведомой причине морочит тут с нами ним не пошла - может быть, просто назло ему. Что-то Олега долго нет. Под ногами шляется животное собака. Люблю когда собаки молчат. Сидим втроём на кухне, Яна с А. курят. Вдохновенный эйфорический трёп, нереально откровенный и задушевный, обо всём и ни о чём. Яна сразу становится кем-то вроде старой доброй подружки, от которой у нас нет секретов, и у неё от нас тоже. Вот А. уходит помочь Олегу отмазаться от родителей, и мы с Яной продолжаем беседу один на один. Она рассказывает мне о том, как всё у неё начиналось - про свои первые в жизни две точки 10 лет тому назад, про то, что из того круга лиц, с которыми она вместе начинала, сейчас при делах осталась она одна: один умер, второй в тюрьме, третий завязал. Говорит о том, что это хорошо, что у нас с А. и Олегом такая по-настоящему дружная сплочённая банда, сформировавшаяся, что очень важно, до начала наркопрактики. Сравнивает теперешнее молодое поколение торчков с нарками той, старой формации - сравнение, разумеется, не в пользу молодых: какой-нибудь нынешний 15-летний сопляк циничнее и подлее любого старого наркосистемщика. Говорит о своём равнодушии к героину - главному культовому наркотику молодняка нашего времени: "Прошлым летом пробовала белый - хуйня... кайф в десять раз слабее винтового, блевать только тянет". (Справедливости ради надо сказать, что "чистый" винтовой, совершенно бесстрастно относящийся к героину, это всё же не слишком часто встречающийся случай (хотя я принадлежу именно к этой когорте). Большинство же винтовых если и не сидят на белом, то уж во всяком случае частенько им пробавляются; многие пересаживаются с героина на винт и наоборот; как правило, доминантным наркотиком всё же остаётся тот, к которому человек |
|
|