"Светлана Шишкова-Шипунова. Дураки и умники (Газетный роман) " - читать интересную книгу автора

численности, составе и боевых характеристиках, хотя прямо за рынком, в двух
шагах от Газетного дома, стоял гарнизон, мимо него ходили троллейбусы, из
окон которых можно было видеть, как маршируют на небольшом плацу солдатики.
Еще не пропускал цензор названия двух секретных заводов - "Юпитер" и
"Плутон", - известные в Благополученске даже детям. На этих заводах работали
многие жители города, и иногда, особенно под праздник, им бывало обидно, что
о них ничего не пишут в газетах, хотя они тоже перевыполняют планы и
получают переходящие знамена своего министерства. Цензор вычеркивал также
любые сведения о запасах и суммарной добыче на территории области нефти,
газа, леса и рыбы ценных пород. То есть производительность одной
какой-нибудь нефтяной скважины или результаты труда отдельно взятой
рыболовецкой бригады показывать в газете было можно, но никаких обобщающих
цифр давать не разрешалось, чтобы враг не вычислил по ним наш стратегический
потенциал. Было множество других запретов, перечисленных в специальной
толстой книжке, которая всегда лежала у цензора под рукой и служила ему
главным аргументом в спорах с несговорчивыми журналистами вроде Севы
Фрязина - он просто находил соответствующий параграф и совал его под нос
автору, бормоча что-то нечленораздельное. Сева ненавидел этого человека,
срывал на нем зло, копившееся у него на кого-то другого, для него
недоступного, и чаще других авторов с ним ругался, а если бывал "под этим
делом", то слова употреблял очень нехорошие, так что Щусь несколько раз даже
жаловался своему непосредственному начальству в ЛИТО, и Севу приходилось
наказывать.
Когда в 80-м году в центре Благополученска сгорел ночью самый большой в
городе универмаг "Юг", Сева, живший тогда еще с женой Мариной как раз
напротив этого универмага и ночью наблюдавший всю картину с балкона своей
однокомнатной квартиры, был настолько взбудоражен, что не смог уснуть и к
утру уже написал классный репортаж, которому позавидовала бы любая
центральная газета. Но его, естественно, не напечатали. Не напечатали даже
маленькой информации о пожаре, хотя весь город о нем знал, и долго еще
жители окраин и близлежащих станиц приезжали поглазеть на черный
четырехэтажный остов. Этого Сева никак не мог простить ни дефективному
цензору, который в данном случае был как раз ни при чем, ни бесправному
редактору, ни - главное - обкому, который, собственно, и запретил газетам
сообщать о пожаре, "чтобы не волновать население".
Зато в ту самую ночь в жизни Севы Фрязина случилось другое, не менее, а
гораздо более знаменательное событие, все значение которого он сам, а
главное, его близкие друзья смогли по-настоящему оценить только много лет
спустя. Перед рассветом, поставив последний восклицательный знак в репортаже
о пожаре, Сева вышел покурить на балкон и тут увидел в начинающем розоветь
небе смутные очертания чего-то плоского, овального, будто сотканного из
светящейся пыли, и немедленно догадался, что это - Летающая Тарелка. Она
повисела над Севиным балконом, мигнула пару раз неземным светом и ушла в
сторону военного аэродрома. С тех пор Сева заболел новой темой, начал
почитывать научно-популярные журналы, а однажды случайно познакомился на
какой-то турбазе с группой московских уфологов, которые окончательно
заморочили ему голову этими делами. Редактор поначалу возражал против
публикаций на тему НЛО, но подошла очередная подписная кампания, надо было,
кроме переводного детектива, который обычно запускали по осени и тянули из
номера в номер до самого Нового года, еще чем-то завлекать подписчиков, и он