"Вячеслав Шишков. Странники" - читать интересную книгу автора

ломилась от множества приехавших крестьян; горы арбузов, помидоров,
баклажан и всякой овощи веселили глаз, обещали вкусную сытость на всю зиму.
Слепец встал с Филькой в сторонке, безглазо покрестился на колокольный
звон, спросил Фильку:
- Девки с молодайками подле нас стоят?
- Стоят.
- Заводи утробный стих.
И резко, дружно хватили в два крепких голоса:

А вы, гой еси ангеля крылатые!
Вы небесный рай нам отверзайте,
А вы праведные души пропущайте,
А вы грешные души задержайте!

Слепец запрокинул лохматую голову к небу, потряс сивой бородой и
ударил в землю посохом:

А котора душа тяжко согрешила,
Во утробе младенца погубила,
Ей не будет вовек прощенья -
За дитя своего погубленье,
На втором суду ей не бывати,
Самого Христа в очи не видати...
Ой, горе, горе тебе, девка, молодая баба!!

Голос слепца звучал грозно, угрожающим было сухое, изрытое оспой лицо
его; Филька искусно вплетал в стихиру свой ясный, звонкий голос.
Народ тесно окружил певцов. Шарик, с картузом в зубах, собирал
подаянье. Какой-то мордастый парень-оборванец дернул Шарика за хвост. Пес,
бросив картуз на землю, обложил озорника крепкой собачьей бранью. Народ
захохотал.
Не смеялась только опечаленная девушка. Она хмуро стояла возле слепца,
вздыхая. Не про нее ль сложен этот церковный стих? Ведь это она, Настя
Буракова, "во утробе младенца погубила", а погубитель - злодей Васька
совхозский, а погубительница - старушонка тленная, бабка Мавра - утробу ее
веретенцем окаянным опоганила, крови женские в три ручья пустила, сняла
маков цвет с Настина румяного лица. Будь проклята ты, бабка Мавра, и ты,
Васька-обольститель, трижды проклят будь!
Бледная, тихая Настя дрожащей рукой срывает с мочалки бублик, сует его
в руку слепца и шепчет старику:
- Дедушка хороший, а ну еще!
Дед Нефед кладет бублик в кошель, крестится, говорит Фильке.
- Заводи печальную, голос в дрожь пускай. Филька оглаживает Шарика,
злобно косится в сторону собачьего обидчика и сердитым голосом заводит:

Что есть у нас три печали великие,
Как-то нам те печали миновать будет?

Тут уверенно и крепко, устрашая толпу, подхватывает дед Нефед: