"Вячеслав Шишков. Чертознай (Советский рассказ тридцатых годов)" - читать интересную книгу автора

купчишек, на мирских грабителей.
И вот прошел в народе слух, будто бы на приисках какаято советская
власть желает укрепиться. Я опять заскучал.
А вдруг, думаю, при новой-то власти хуже будет... Дай, думаю, с горя
напьюсь да учиню порядочное безобразие. А уж зима легла.
Велел ребятам воз кринок да горшков купить, велел кольев по обе стороны
дороги понатыркать, а на каждый кол но горшку надеть, как шапки. Взял
оглоблю в обе руки, а сам в енотовой, конешно, шубе, иду, будто воевода, к
кабаку, да по горшкам оглоблей:
- Раз, раз! Эй, ходи круче! Сам Чертознай гуляет. Бей в мелкие орехи!
Раз, раз!
И как закончилось мое гулеванье, очутился я в снегу, весь избитый, весь
истоптанный.
Долго ли пролежал я, не знаю, только очухался в чистой горнице, тепло,
на кровати мягкой лежу, как барин, на столике разные банки с лекарствием,
и башка моя рушником обмотана. И сидит предо мной душевный человек, и
капает капли в рюмку, и подает мне:
- Пей.
Гляжу: лицо человека тихое, благоприятное, бритый весь, по обличью
сразу видать - человек ума высокого.
- Пошто ты со мной валандаешься, - говорю ему, - ведь денег у меня нет.
- А мне твоих денег и не надо, - говорит.
- Врешь, врешь, приятель! Я-то знаю, раз у меня денег нет, ты меня
выбросишь вон, здесь все так делают, человек хуже собаки здесь.
- Ну, а мы по-другому, - отвечает он, - советская власть рабочим
человеком дорожит, рабочий - брат наш.
- А вы кто такие будете?
- Я секретарь, советской властью сюда прислан добрые для рабочего люда
порядки заводить.
- А где же я, будьте столь добры, лежу?
- В моей комнате. Я тебя, товарищ, в сугробе подобрал, боялся -
замерзнешь ты.
- Так пошто же ты подбирал-то меня?! Я ж сказал тебе:
денег у меня нет, оглох ты, что ли?..
А он только улыбнулся да рукой махнул.
У меня аж борода затряслась, слезы подступили: хотел вскочить, хотел в
ноги ему бултыхнуться, да он удержал меня и говорит:
- Только пьянствовать, старик, брось. А то - гроб тебе.
- Брошу! - закричал я. - Честное варнацкое слово - брошу! Да оторвись
моя башка с плеч! Ведь умирать-то дюже неохота, робенчишка жалко, робенок
у меня на родине остался, Ванькой звать, матка спокинула его, с
посторонним человеком снюхалась...
А он мне кротко:
- Поправляйся, ребенка обязательно выпишем.
"Ох, ты, ох,- думаю,- какие добрещше люди на свете есть".
А секретарь мне:
- Вот отдохнешь, становись золото мыть. Н слышал - ты большой этому
делу знатец.
- Нет - отвечаю, - ослобони, товарищ секретарь. И на золото шибко
сердит теперь, чрез него горе одно видел в жизни.