"Вячеслав Шишков. Емельян Пугачев (Книга 2) [И]" - читать интересную книгу автора

сочно написанными натюрмортами в золочёных рамах, а также шоколадом,
жирными селёдками в стеклянных бочоночках, кружевами, отрезами тончайшего
голландского полотна. Ряд иноземных моряков-спекулянтов растянулся почти
на версту - шведы, датчане, норвежцы, англичане, турки в красных фесках. У
каждого приколот к шапке или к куртке ярлык с правом на розничную
торговлю. Коммуникационные столичные комиссары, проверяя ярлыки, не
упускают случая воспользоваться от торгующих матросов мелкой взяткой.
Многочисленная гуляющая публика покупает диковинки с большой охотой,
они приятны и недороги.
Какой-то франтик купил тросточку с рукояткой в виде обнажённой
женщины; группа офицеров с хохотом рассматривает и покупает гравюры,
изображающие "секретные акты" любви, соборный протоиерей подбирает по
глазам очки: наденет и, морща нос, заглянет в страницы карманного
евангелия. Купчиха сторговала ларчик, оклеенный цветными ракушками;
монашенка соблазняется кипарисовыми образками с Афон-горы; пьяный
немец-булочник с Невского проспекта ищет шнапсу, из карманов его белой
куртки торчат две терракотовые фляги рижского бальзама. Большим спросом
пользуются апельсины и финики в стеклянных банках.
Обе стороны объясняются знаками, мимикой или пишут цену на бумажке.
Барышников хотел купить огромного страуса, что тоскливо стоял
привязанным за ногу к дереву, но подошёл бывший царский денщик Митрич,
узнал, что страус предназначается в подарок графу Алексею Орлову, и
отсоветовал:
- Не примут-с... Они не таковские!
Барышников сказал:
- Хотелось мне попугайчика говорящего купить, да всё неподходящие,
лопочут не по-русски.
- Да, да! - ответил Митрич, поглядывая на сотни клеток с шумно
кричавшими на все лады попугаями. - Вот ежели бы найти такого попугая,
чтоб поматерно ругался... Холостые господа ругательных птичек сильно
уважают. Знавал я такую птаху у графа Захара Григорьевича Чернышёва. Оная
птичка могла выражаться на двенадцать ладов. Она, бывало, матерится, а
господа от хохота чуть на пол не падают.
- Кто же обучал-то её? - спросил всерьёз заинтересованный Барышников.
- А её отдавали в науку олонецким пильщикам в ночлежку.
Барышников, пробиваясь локтями через толпу, отвёл Митрича в сторону,
разъяснил ему цель предстоящего визита к Орлову и показал ему изумительной
работы небольшой черепаховый, с золотой инкрустацией, ларчик.
- Ужели и этот не примет?
- Не примут.
- Ну, а коль я сей ларчик золотыми червонцами набью?
- Они в деньгах не нуждаются... Что им деньги? Толкнитесь-ка вы,
батюшка, лучше к братцу их, к Ивану Григорьичу. Братец и даяние ваше
примет и дело с вами сделает. Таково мнение моё... А впрочем, вам видней.
- Гм, - сказал Барышников, - надо подумать. А ты что тут, Митрич?
- Да так я, скуки ради. Старуха моя от водяной болезни умерла. Поил,
поил её, голубушку, настоем из чёрных тараканов - знатец один советовал -
а она, царство ей небесное, вся водой и взнялась. Теперь один, как перст.
Скучно. То к ней на могилку схожу, то в Александро-Невский монастырь - ко
гробнице приснопамятного благодетеля моего императора Петра Фёдоровича...