"Евгений Шишкин. Бесова душа (роман)" - читать интересную книгу автора

распарывало собой встречь летящее небо и будто бы затмевало пасмурный
допотопный крест...
По дороге, между церковью и сельсоветом, идти бы сейчас Федору на
вечерку, но он постоял в раздумье и отвернулся и от флага, и от креста.
"Городской-то гость зачастил. Ох, зачастил!" - мстительно подумал Федор,
обжигаясь внутри себя обо что-то каленое, горячее огня. И быстро зашагал по
улице на сельскую окраину.
Нынешний май уже разукрасила сирень. Наравне с плодоносящими сестрами,
рябиной да черемухой, сирень в Раменском в необходимом почетном присутствии.
Почти у каждого дома - тонкостволое невысокое деревце, на котором
закудрявились, распушились средь ярко-зеленой листвы молочно-фиолетовые
гроздья. Изобилье сирени в Раменском! Но только в одном палисаднике росла
сирень белая, - редкая для здешних мест. Словно кипень, вздулась она
искристой белизной, по зеленому тону ветвей пустила кудри из бесчисленных
благоуханных соцветий. Эта сирень росла у дома Ольги. "А я, стало быть, для
нее неподходящий? Ухажер не гожий!" - словами Таньки распалял себя Федор. Но
на сестру за ее необдумное злоязычие обиды нету. Да и при чем тут она!
Обидой прижгла другая; и лилейный цвет сирени на улице бросался в глаза
своей манливой, беспокойной красой.
Резко - будто за рукав сбоку потащили - Федор свернул на тропку,
утекающую в овраг. По оврагу он скрытно пересек часть села и выбрался на
околицу, на комковатую дорогу вблизи поля с поднявшейся озимой рожью.
Хоронясь за придорожными кустами, стал возвращаться в сторону своей же
улицы. Этот крюк он совершил, чтобы обогнуть дом с белой сиренью и не
повстречать случаем мать, которая ушла к знахарке, бабке Авдотье, в этот же
конец села.
Федор перемахнул через жерди невысокого тына и по малиннику, пригибая
голову, пошел на задворок Дарьиного дома. Озирался. Никто вроде бы его
маневр не заметил. Ну и хорошо - лишний раз языками не почешут. Покосившись
на топор, бесхозно брошенный в траву, возле расшепленной, но так и не
расколотой березовой чурки, Федор осторожно, через неуклюжие рассохшиеся
двери, пробрался в хлев. "Тихо ты!" - шугнул он козлуху, которая заблеяла,
почуяв человека, и прошел дальше - в захламленные, тесные сени.
Прислонившись к дверям в лохмотьях ватинной обивки, он прислушался. Внутри -
безголосо. Чужих, значит, нет. Рванул дверь - вошел в избу.
- Ой! - вскрикнула Дарья, полусогнутая над ступой. - Некошной тебя
подери! Напугал-то как... По-человечески зайти не можешь? Вежливы-то люди
стуком предупреждают.
Она разогнула спину, повернулась всем передом к Федору. В белой
косынке, зеленоглазая, с полными губами; грудь часто вздымается от
неровного, вспуганного дыхания; в грязных руках - сечка: видать, готовила
кормежку для борова.
Федор мимо ушей пропустил Дарьин упрек, широко, нетерпеливо шагнул к
ней. Возбуждаясь солоноватым запахом ее пота, травяным ароматом волос и
вкусным дыханием из полуоткрытых губ, крепко обнял Дарью.
- Я к тебе пришел, - горячо проговорил он.
- Вижу, что пришел, - усмехнулась она, отстраняя его от себя локтями. -
Фартук у меня грязен и руки не мыты - нарядку-то извожу. Ты нынче
по-вечерошному собрался. Как жених.
Но Федор не отступил. Нарочито демонстрируя, что пренебрегает своей