"Петр Ширяев. Внук Тальони " - читать интересную книгу автора

вороной, блещущий порядком жеребец Синицына. Некоторое время Синицын ехал
рядом, ухо в ухо, внимательно присматриваясь к кобыле, потом спросил:
- Откуда кобыла-то?
- С бойни! - срывающимся голосом ответил Лутошкин и съехал с круга.
Филипп и оба конюха встретили его у ворот двора. Обычно Лутошкин,
въехав во двор, тут же, у ворот, слезал с американки и передавал лошадь
конюхам. Но на этот раз он подъехал к самой конюшне. Филипп, не знавший
результатов проездки, мгновенно понял, в чем дело, и, хотя и сгорал от
любопытства узнать, как едет кобыла, ничего не спросил и, отстраняя конюхов,
сам начал распрягать ее.
Освобожденная от бегового наряда, Лесть опять приняла свой понурый вид,
как до езды, в деннике. Специальным деревянным ножом Филипп быстро и ловко
соскоблил с нее пот, вытер соломой и набросил попону. Конюхи тем временем
разбинтовывали ноги. Когда Филипп передал конюху повод для проводки,
Лутошкин остановил конюха:
- Подожди!..
- Растиранье? - догадался сразу и не дал договорить ему Филипп и
зарычал на конюха - Какого же черта ушами хлопаешь? Давай флюид![7]
Закатав рукава выше локтя, он с необычным усердием начал растирать
суставы и сухожилья покорно стоявшей Лести составом из свинцового сахара,
настойки опия и воды. Лутошкин ходил вокруг лошади и указывал;
- Забирай повыше! Вот так! Сильней три, пониже, хорошо...
- Бинты-ы! - начал командовать Филипп конюхам, кончив растиранье. - Да
смотри, у меня по сторонам не зевать, поведешь на проводку. Знаю я вас,
чертей!.. Здесь, по двору, проваживай, на улицу не выводи!..
- Слушаюсь, Филипп Акимыч!
- Повод-то возьми покороче, распустил, как слюни...
Конюх вывел кобылу, Филипп из ведра сполоснул руки, вытер их о штаны и
взглянул на Лутошкина.
В его заплывших от постоянного пьянства глазах был теперь один вопрос:
"Как едет кобыла?" Вопрос невысказанный, сидевший гвоздем в мозгу с того
момента, когда Лутошкин въехал после проездки во двор и не сдал конюхам
лошадь, а сам подъехал на ней к конюшне. Этот вопрос имел для конюха такое
же огромное значение, как и для наездника. В глубине души Филипп
рассматривал старшего конюха даже выше наездника.
- Лошадь бежит от порядка, в каком она есть, а порядок от конюха! -
говаривал он частенько и свое постоянное пьянство объяснял отсутствием
высокого класса в конюшне Лутошкина.
- Очутись, к примеру, в деннике у меня Крепыш... Да будь я проклят,
ежели одна росинка капнет мне в рот!..
Круглое лицо Филиппа отображало такое мучительное любопытство, его рот
был так выразительно раскрыт, и так уморительно вздрагивала на кончике
ноздреватого носа крупная капля пота, что Лутошкин невольно рассмеялся, но
все-таки ничего не сказал и, играя хлыстом, вышел из конюшни. Молча Филипп
пошел за ним, в пятку, как пес. У дверей дома Лутошкин, не смотря на
Филиппа, уронил куда-то в сторону:
- Кобыла сейчас должна приехать без сорок...[8]
Филипп снял картуз с надорванным козырьком и перекрестился.

2