"Петр Ширяев. Внук Тальони " - читать интересную книгу автора

секундомер. Егор Иванович с постели почти не вставал. Лежа в одиночестве, он
целыми днями рассматривал эти знакомые до мелочей вещи и все забывал сказать
Авдотье Петровне, чтобы она зашила распоровшийся шов на правом рукаве
камзола... Иногда снимал со стены секундомер и подолгу наблюдал за
прерывистым бегом стрелок, и таинственное чередование секунд и минут
вызывало в нем знакомые образы лошадей, изученных и измеренных этой
машинкой. То останавливая, то пуская его, Егор Иванович определял резвость
воображаемых рысаков, высчитывая верстовые и полуторные четверти, резвость
приемов и поворотов, проскачки и финиши, подбирал из знакомых крэков[12]
ипподрома компании и пускал их на полторы, на три версты, перевоплощаясь из
наездника в стартера, из стартера в судью, из судьи в зрителя...
Входила Авдотья Петровна.
- Что ты с секундомером-то все возишься, уснул бы часок!
- Прикидываю, прикидываю, старуха, в какую резвость на Девичье еду? -
шутил Егор Иванович, щелкая секундомером. - Помереть, старуха, не страшно, а
вот сосет тут, как подумаю - ипподрома-то там и нет!.. Разок бы
разъединственный еще на круг попасть, потешить сердце!..
Авдотья Петровна со вздохом брала у него из рук секундомер и вешала на
место. И уходила, незаметно вытирая мокнувшие глаза.
Снова оставаясь один, Егор Иванович вытягивал исхудалую руку по
стеганому одеялу и, сжимая, и разжимая пальцы, рассматривал ее... Совсем еще
недавно эта рука, теперь бессильная и ни на что не пригодная, ломала надвое
подкову и могла остановить на полном ходу любую лошадь... Сколько их прошло
через эти руки?! Серые, вороные, гнедые, злобные и добрые, отбойные и
покорные, повиновались они каждому движению пальцев, чутко ловили малейший
трепет вожжей и мчали, и уносили его по замкнутому кругу ипподрома.
На стене, против постели, висела большая фотография, изображавшая
могучего серого жеребца. Это была первая лошадь, на которой двадцать лет
назад Егор Гришин въехал на беговой круг Московского ипподрома и выиграл
свой первый приз.
Глядя на него, Егор Иванович припоминал прожитую жизнь, и она вставала
перед ним, как один непрерывный бег. Бег без начала и конца, без старта и
без финиша. Не множество рысаков, а один неутомимый, не знающий устали, с
стальным сердцем и мускулами, призрачный Рысак мчал его все эти двадцать лет
по замкнутому кругу огромного, бесконечного ипподрома... Шумная,
взволнованная жизнь проносилась мимо, уплывала назад, исчезала, чтобы
надвинуться снова и снова исчезнуть позади, а впереди - стремительная
дорожка безначального и бесконечного круга...
Лутошкин приехал к Гришину после бегов.
- Алимушка?! Вот хорошо, вот хорошо! - как ребенок подарку, обрадовался
Егор Иванович и даже встать хотел, но Лутошкин удержал его.
- Я на одну минутку, деньги тебе привез...
- Какие там деньги, раздевайся, рассказывай!.. Что у вас там? Как
сегодня денек? Вильям ехал? Рассказывай, садись! Как Бирюза? Компания с ней
подобралась классная!
Лутошкин вынул из кармана шестьсот семьдесят рублей и положил их на
стул у постели.
- Вот собрали мы между собой... - начал он, но Егор Иванович сердито
отодвинул деньги, не глядя на них.
- Потом, потом скажешь!.. Деньги мы с тобой видали! Потом скажешь.