"Петр Ширяев. Внук Тальони " - читать интересную книгу автора

жеребец. Какой дурак так думает?..
- Жеребец не ладит, - мрачно сказал Лутошкин.
- Самурай не ладит?! - удивленно подхватил Арон. - Но я же, Арон, вот
этими собственными глазами видел его на проездке, и он шел, как Вильгельм по
несчастной Бельгии...
- Ладно! - оборвал его Лутошкин. - Потом поговорим! На третий номер в
пятом.
- А если застраховаться в двойничке? - предложил Арон, но Лутошкин
только поморщился.
Когда Арон повернулся уходить, Лутошкин остановил его и, порывшись в
кармане, вынул еще несколько бумажек.
- Тут вот еще шестьдесят пять рублей, поставь и эти...
Не оглядываясь, Лутошкин пошел в наездническую. На лестнице до его
слуха дошла кем-то брошенная фраза:
- ...может прийти Ветелочка. Кобыла те-емная...
Лутошкин вздрогнул, словно его ударили, и остановился. Перед ним возник
образ вороной ладной лошадки, недавно появившейся на ипподроме и
принадлежавшей никому не известному В. К. Кокореву. Ветелочка шла в том же
пятом заезде. Ехал владелец.
Обернувшись назад, он увидел на площадке лестницы двоих, по одежде и
лицу принадлежавших к людям откуда-нибудь из Замоскворечья, близ Конной
площади, которые неизвестно как ухитряются пронюхать о самых сокровенных
замыслах наездников и владельцев, знают наперечет всех лошадей ипподрома, их
порядок и играют почти без проигрыша в тотализатор; грубые, самоуверенные и
наглые, с воловьими бритыми шеями, в суконных картузах, они заполняют
дешевые места трибун и яростно освистывают наездника, если он случайно
обманет их ожидания.
Первой мыслью Лутошкина было подойти к ним и спросить о Ветелочке,
узнать хоть что-нибудь о вороной кобыленке... Пусть они ничего не скажут:
одного намека, выражения лица было бы для него достаточно.
Один из них был высокий и весь жесткий, с коротко подстриженной
огненной бородкой; другой - в летней поддевке нараспашку, ярко-румяный,
стоял, широко растопырив ноги, и ковырял в носу.
- Ее и надо сыграть. Полсотни поставим, а Кокорев подгадить не
должен! - произнес высокий тем же самым гнусящим голосом, каким была
произнесена услышанная Лутошкиным фраза.
- Я - как ты, Максим Семеныч, по четвертному, значит? - отозвался
другой.
В мыслях Лутошкина все перемешалось... Заря, Самурай... Яшка, и больной
Гришин, и именины Сафир; и над этой сумятицей, словно зловещая световая
реклама в движеньи и шуме ночной жизни, два слова:
"Кобыла те-емная..."
Шестьсот семьдесят рублей, собранные для больного Гришина, унес Арон, а
с бегового круга уже доносились удары колокола, возвещавшие начало бегового
дня...

3

Над постелью Егора Ивановича Гришина висели наезднические доспехи:
черный шелковый камзол, зеленый картуз, очки и хлыст, а под хлыстом -