"Виктор Широков. Случайное обнажение, или Торс в желтой рубашке " - читать интересную книгу автора

метров выше, чем в Париже, как авторитетно только что подсказала мне жена).
В юности я любил передвигаться пешком, испытывая от ходьбы прямо-таки
физиологическое наслаждение (лингвистов и людей, неравнодушных к
лингвоанализу, прошу еще и еще раз перечитать эту Фразу: прелестная
двусмыслица-обмолвка, не правда ли). И все-таки ходить напрямую к бабушке в
гости я отваживался нечасто: надо было пересекать три-четыре лога (то бишь
оврага) с отвесными краями из осклизлой глины. Для относительного удобства
прохожих были устроены, наверное, чуть ли не во времена палеолита деревянные
полусгнившие лестницы с оборванными перилами, проломленными, а то и начисто
отсутствующими на полпролета ступенями, причем посредине такого оврага
обязательно текла неказистая речушка, почти пересыхающая летом и зверски
бушующая весной, точно пьяный зимогор, не поддающийся никак уговорам.
Значит, взял я плетеную из прутьев корзину, куда входило полтора-два
ведра картошки, надел форсистый светло-серый китайский (марки "Дружба")
плащ, в таковых щеголяла тогдашняя молодежь, в отличие от взрослых,
обожающих светло-серые же габардиновые пальто, но в основном ходивших в
прохладное время в жутких черных, простроченных как матрасы-тюфяки крупными
строчками, фуфайках, и быстро доехал до Балмошной.
Автобусы ходили, конечно, не как в Москве, примерно один-два рейса в
час, к тому же порой долго стояли на переезде от Кислотного (так называлась
остановка около химзавода имени Серго Орджоникидзе), где асфальтовая дорога
(на самом деле, старый Соликамский тракт, которым гоняли еще в царское время
каторжников) пересекала двуколейку, по которой почти безостановочно шли
грузовые поезда, поезда дальнего следования и пригородные электрички.
Прибавьте для колорита царившую над химзаводом трубу, казавшуюся в детстве
куда выше всяких там телевизионных башен и мачт, над которой постоянно стоял
мощный столб желтого, переливающегося различными оттенками ядовитого цвета
("лисий хвост", как шутили земляки) и разлетающиеся в разные стороны в
зависимости от силы и направления ветра облака и тучки, состоящие в основном
из азотистых соединений, конечно, того же ядовито-желтого цвета.
От автобусной остановки в поселок Балмошная по всей высоте холма
тянулась традиционно-мощная, содержащаяся в относительном порядке лестница в
десять-одиннадцать пролетов, особенно опасной она была зимой, когда
неосторожный путешественник мог загреметь с той или иной высоты,
поскользнувшись на неизбежной наледи, жаль только, что выводила она хоть и в
центр поселка, но довольно далеко от той части, где стоял бабушкин дом.
Обычно же я пользовался косой тропой, диагонально тянувшейся по холму с
выходом прямо в заветную часть поселка. Нужно добавить, что на центральной
улице, параллельной той, где стояла бабушкина избушка, третьим от угла был
крепкий, на тот момент уже двухэтажный рубленый из ядреных бревен дом
("пятистенка") моего дяди Николая Григорьевича Устинова (он был младшим
сыном от первого брака моего деда, овдовевшего довольно рано и женатого
вторым браком на также вдове, любимой моей бабушке Василисе Матвеевне
Романовой (в девичестве Подвинцевой), с одним из сыновей которого, моим
одногодком Пашкой, я тогда дружил. Мы навещали друг друга в детстве не реже
раза в неделю, оставались ночевать, играли во все мальчишечьи игры, причем я
был заводилой, в прятки, лапту, футбол, "войну", городки, попа гоняло,
чижик, позже в "пристеночек" и "чику" - на деньги, а не на жестяные кружочки
крышек пивных бутылок, как позднейшая поросль, - в которой я, признаться,
был зело удачлив и, несмотря на близорукость, ловко метал особенную