"С.Е.Шилов. Риторика" - читать интересную книгу автора

сознавая обыденное сознание как ценность, мы имеем и письменность, и где мы
ее имеем. Проблема отношения обыденного сознания к внешним мирам есть прежде
всего проблема письменности самого мира, того вида бытия мира, с которым
имеет дело обыденное сознание, сознавая, что вид бытия, в котором этот мир
образуется, есть собственный голос обыденного сознания, порождающий события
внешнего для обыденного сознания мира. Существо мира есть Солнце Книги,
восходящее над поверхностью моря письменности. Таков мир в записи речевого
опыта мышления, соответствующие волновые линии выразимости с горизонтом
некоторого фона осмысленности, единого тона события. Мир также может быть
увиден как равномерность пространств прописывания, заслоняющих фон
осмысленности телесностью письма. Иначе говоря, в мире есть пустота письма и
в мире есть полнота письма, необходимые условия для существования письма.
Зрение и слух есть, таким образом, некоторые существенные состояния мысли:
поворот и приуготовление поворота письма от одной повседневности к другой.
Мысль все время поворачивает. Мыслящий поворачивается в повседневности.
Письмо есть бытие в мире риторики, попадание в пространство риторики,
подлинный мир, мир повседневности, как он образуется из письменности. Слова
есть слепые выпуклости пространства - письменности, образующиеся из-за
существования этого пространства посредством прописывания, обследования его
телесностью человеческого голоса, прикасающийся к телесности письменности.
Слово есть ответствование телесности письменности телесности человеческого
голоса, обнаруженное телесностью голоса в поисках телесности обыденного
сознания телесность письменности, вид бытия в телесности мира наряду с
телесностью человеческого голоса. Слово есть амбре телесности в зловонном
развернувшемся нутре обыденного сознания. Слово есть "запах" телесности,
указание на нечто, не выразимое в зрении и слухе. Зрение и слух есть время и
бытие письменности как выразимости смысла в значении, образовании образа
осмысленности - значимости. "Запах" телесности есть деятельность этой
выразительности, чистая длительность, представляющая пространство самого
времени. Запах телесности есть атмосфера пространства риторики,
действительность его действительного существования. Запах телесности
противо-речит запаху тела, т. е. источается речью. Если тело издает запах
все целиком, то запах имеет только та телесность, которая существует в виде
точки. Обесточить телесность, т. е. лишить осмысленности грамматику, -
значит лишить телесность "запаха", слово - "аромата". "Аромат" слова
образуется из разных составов грамматики, естественной грамматики
непосредственного речевого опыта. "Аромат" слова чует критик чистой
телесности, не связанной с телом. Он-то и пробует соединить разные
грамматические составы, настои разных смыслов. Сам ум есть аромат слова.
Аромат слова есть соприкосновение двух тел в телесности речи. Аромат слова
есть бытие человеческого голоса, источение же этого аромата есть время
человеческого голоса. Само противоречие есть, таким образом, источение
аромата ароматическим телом, призывность человеческого голоса. Именование
вещей есть ароматизация риторического пространства, насыщение ума смыслом.
Воспользование ароматом слова есть именование людей несокрытая суть
непрерывности речи. Подавление именования вещей именования людей вызывает
зловоние, обладает непосредственным паралитическим действием речевого опыта.
Именование людей составляет сущность письма и существование чтения,
насаждение ароматом слова. Человек именуется по идее запаха его тела. Имя
человека, а не его запись только, есть запах его человеческого тела. Такой