"С.Е.Шилов. Риторика" - читать интересную книгу автора

между риторикой и каким-либо типом риторических фигур, выявленных до
непосредственности их присутствия. Риторический символ есть риторическая
функция, выявляющая различия между значением и символом как таковыми.
Риторический символ состоит из знака, означаемого и означающего и
представляет собой машину представления. Письменность есть значимость
риторики для времени человеческого бытия. Значимость есть существование
письменности самой по себе как присутствие риторики в мире. Письменность не
сама по себе есть возможность отсутствия риторики, тело риторики, телесность
риторики. Телесность есть то, что всегда только и описывается, предмет, "то,
что есть" письменности. Телесность есть то, что, описываясь, предстает.
Телесность есть то, что пишется, и то, что используется в письме -
письменность. Телесность есть то, что нужно, чтобы писать. Писать значит
иметь тело. Писать, значит, и быть телом. Писать, значит, становиться телом.
Читать, значит, иметь обыденное сознание. Итак, письмо есть время тела.
Чтение есть время обыденного сознания. Письмо-чтение есть время
противоречия, время человеческого голоса. Бытие обыденного сознания, бытие
тела, бытие человеческого голоса есть то, что несокрыто, присутствует здесь,
теперь и сейчас у истоков великой литературы. Оно есть и есть то, что не
есть ни письмо, ни чтение, что лишено письменности. Здесь, теперь и сейчас,
как они даются речи. Осмысленная речь представляется письмом. Означающая
речь представляется чтением.
Необходимо понимать, что пространство риторики видно при чтении, слышно
при письме, ощущается в письменности, осмысленно воспринимается в мышлении,
наличествует в повседневности, является рассудком в обыденном сознании,
противостоит человеческому голосу, несокрыто, как слух раскрывает
риторическое пространство как зрение, скрывающееся риторическим
пространством. Зрение прежде всего видит имена вещей, как они есть сами по
себе. Слух прежде всего слышит во всем имена вещей. Имя вещи есть то, что не
есть ни письмо, ни чтение. Имена вещи существуют сами по себе как услышанное
и увиденное. Если же вещи принадлежат либо письму, либо чтению, каковой фонт
лежит в основании риторической теории категории. Из вещей, а не из букв
состоит письменность, из вещей, совокупность которых - "богатство" образует
горизонт обыденного сознания. Письменность есть противостоящее телесности
окружение обыденного сознания. Имя вещи образуется не в сочетании букв, а в
сочетании письменности и телесности, раскрывающих нам одно и то же -
риторику. Имя вещи есть тождество идей вопроса и ответа как таковых. В
пространстве риторики возникают идеи. Вопрос есть возникновение идеи. Ответ
есть исчезновение идеи в понятии, появление понятия, присутствие которого
завершается возникновением идеи. Вопрос, таким образом, образуется на
поверхности самого ответа, представляющего из себя первичную меру отстояния
представления от воспринимающего человеческого "Я". Образование вопроса на
поверхности понятия есть становление части понятия ответа, начало делимости
понятия - непрерывности того или иного вида риторики на риторические
фигуры-идеи. Вопрос нарастает на ответ после долгого пребывания ответа в
мысли. Пребывание ответа в мышлении, а понятие в мышлении всегда пребывает
как ответ, есть перемещение смысла в мышлении по мышлению от одной
повседневности к другой сообразно непрерывности речи. Вопрос о смысле
чего-либо есть знак прохождения этого смысла через мышление, такое место
смысла в пространстве риторики расположение смысла по времени и бытию. Смысл
есть жизнь риторического пространства, которую проживает обыденное сознание,