"Сергей Шилов. Время и бытие" - читать интересную книгу автора

бы его действительным способом жизни и принесло бы мне в дар
действительность моего существования помимо одного моего существования
только, бывшего и невидного в качестве застывших брызг раскроенного музыкой
мышления, череп которого превращался в чащу для ополаскивания, омывания слов
в переливающейся чаше зрения, проделывающего колодец такого человеческого
опыта, который необходимым образом связывает в земле под нашим, совершенно
чуждыми нам башмаками, звенящими в поту, звездное небо над нами и долг
астрономов в нас, связывает так и такими корявыми буквами, вытягивающимися в
нити, пересекающиеся в становящиеся параллелограммами клетки почерков, что
исключает и обходит нас самих, наше собственное существование, вяжет одежду
для худого вытянутого мальчишеского тела нашего мышления. Мое понимающее
знание того, что событие разговора с родителями о службе в армии, непрерывно
обновляемое, повторяемое с завидным усердием ежедневно, с приговариванием
различных способов избежать того вида сущего, в котором родится служба в
армии, и будет тем единственным событием, опыт которого станет источником,
из которого разовьется затем в армии мое самостоятельное, независимое от
армии миростояние, укрепление в мире и ему свойственных явлениях самого
времени, в не в плодах болезненного вымысла, прорастет из него как из своего
семени, было проникновенным в том смысле, что не осмысляемое для меня самого
космическое повторение этого разговора, его всестороннее разветвленное
продумывание, уверенность в его парении над поверхностью действительности, и
вызвавшей к жизни этот разговор, погруженный в гносеологию сновидений,
служили критерием показа того сознания, что в значительности своих
интонаций, весомости слов обретало жизненные и мыслительные навыки, которые,
казалось бы способны проистечь только лишь из того жизненного движения, что
возникнуть должно было бы во мне через некоторое время службы, но никак не
до ее непосредственного начала. Что стало свойственным мне настолько, что
оказалось в состоянии заменить собой тот несказанный опыт, который никогда
до конца не различим со "службой в армии", откуда, из каких солнц,
выветрилось, выверилось и направилось мое понимающее знание, высвобождающее
из-под армии сырые фрески мира, которые замалеваны были кубическим дымящимся
иссушающим фрески полотном кисти повседневного неизвестного, насколько,
наконец, сам мир связан, имеет ли хоть какое-нибудь отношение к тем
гротескным кускам, фрагментам, полосам страха, осколкам смыслов, обломкам
чувств, обрывкам интонаций, образующим бесконечное руиноподобные ландшафты
исповедальных ягодиц, лишивших себя в затрапезном культурном замысле в
высшей степени конечных прикосновений? Опыт и выявляющаяся в нем сообразно
естественному порядку времени соразмерная просторному пустому вместилищу
смысла память, связанная с происшествием тех событий только через присущее
изрекающей их речи произношение, которых мне еще только предстояло пережить
В чистом изъявляющем свою готовность времени, представляющем мою грядущую
службу в армии как особым образом временящуюся длительность, различающую по
преимуществу грядущую и будущую службу в армии как истину и метод сошествия
с небес, подвернулись мне так неожиданно и новообращенно, что повредились
при исполнении мною со всей доступной мне возвышенностью и мерцающим
действием тока телесности по всему разговору с родителями о службе в армия,
имеющими смысл ритуальных действий, повредив и потревожив существо этого
разговора, нежно колеблющееся В кормящем и восприемлющем восприятии его
моими родителями, с тем, чтобы созерцание этих повреждений с зачинающимися
норовом нравственности в едином и неделимом сердце, вслушивающимся в