"Сергей Шилов. Время и бытие" - читать интересную книгу автора

человек, является предметом эстетики, усилиями которой не смогли быть
подобраны мне и другим сапоги 43-го размера, о необходимости когорых я так
долго справлялся у родителей в ходе разговора с родителями о службе в армии,
что позволило мне, сумевшему рассмотреть, готовившемуся к этому за полчаса
до этого, несущуюся навстречу в лоб пулю-символ-"подъем", столкнуть ее с
мыслью о пребывании сегодня в такой форме, с которой будет совмещаться
гражданская обувь, и наблюдать как столкнулись они в воздухе у самого моего
носа, у кончика, и случился атомный взрыв, расщепляющий мысль настолько, что
задуть его белый гриб я сумел только находясь со всеми вместе под
одобрительные выкрики в умывальнике, где он оказался распавшимся, будучи
зажат между двумя пальцами кусочком мыла, который так и застрял у меня между
ними и осмысливал мое временяющеся бытие, хотя и крал его нестерпимо все то
время, что мы находились о упорядочиваниях и построениях, направляющихся
затем собранными во едино в лук натянутой тетивы захватывающей память нашего
ускользающего бытия в пасть растения-убийцы, выдающего себя за восходящий на
востоке предмет, и вызывающий с собой возобновление дня и нас вместе с ним,
медленно, но верно подготавливаемых к восприятию территории части в качестве
нешуточного мира, и не одного из множества возможных миров, а одного
единственного мира, на который наступает пустота, с которой необходимо
сражаться, но не сразу вступив в бой с ней, а, овладев лишь способностью
различать пустоты, угрожающие нашему этому миру, лишенному всякого домостроя
по-разному, с отличной в каждом случае для него опасностью, таившейся везде
на территории части, самой-то прочной, устойчивой, воплощенного
исторического постоянства, себя содержащего на свои средства, кормящего и
воспринимающего мир, посвятившего себя божественному культу онанизма,
возобновляющего таинственным усилием границы и прочность этого мира,
требующего от нас, чтобы мы вырабатывали в себе способность мгновенно
опознавать пустоту, которой боится, которой не терпит природа экскрементов,
заключающая в себе различение истины и метода в тренировках шагистики, где
шаг совершается только там, так и тогда, подобно шагу алгоритма
существования, размечающего штрихами действительность, где, как и когда
находится в этой трясине телесности место, лишенное пустоты, откуда пустота
изгоняется рядом заклинаний, которые мы не пишем, а держим в уме, в то
поворотное время, когда готовится совершение шага, отчего у меня
выработалась особенная шагистика, отличная от других и осмысленная всем
существом их и вообще способная стереться с лица земли, втереться в доверие
к общему месту риторики, если бы этот смех раздался в полную силу, чего я
собственно и хотел, ведь тогда бы вся армия свернулась, сотряслась,
содрогнулась по непонятным для окружающих причинам и пронизав бы всю
культуру сверху донизу не задержалась бы ни в одной из ее тавтологий и
быстро одержала бы культурный верх, но этого не происходило, армия всегда
оставалась успевающей уцепиться за какую-либо тавтологию, и я вновь ходил
кособоко, в одной точке раскрывающейся пустотой, которую я компенсировал
качаясь, раскачиваясь скрипя сапогами, как корабельные снасти с
математической точностью корабельного прибора просчитывающий пустоту и
изумляющийся способности других ее не замечать, что веселило их еще больше,
ведь плавал я в водах территории, этом залившем всю европу символическом
мышлении вследствие поднявшегося всего на несколько сантиметров уровня
мирового океана мышления посредством понятий их употребления, совершающей
свой бег вокруг онанизма армии, как Ахилл совершает событие своего бега