"Сергей Шилов. Время и бытие" - читать интересную книгу автора

гудящей смирительной комнате, отвечающей запахом на вопрошание, которым на
изумительно проясненные запросы об ответственности совершалось событие
наличного пространства и отсутствия времени, начинавшее с повседневного
конфликта пространства, себя в себе самом обнаруживающей телесности,
колеблющейся в своем выборе между частями тела, совершающей тончайшее
поэтическое расчленение тел и препарирование слов, чтобы доказать, что их
внешняя форма не существует, и впоследствии образовывающей из всей этой
кусковатой дымящейся совести риторические фигуры немыслимой красоты,
изумляющие непередаваемым ароматом телесности, существующей в подлинном
пространстве разоблачающей комнаты, полнящемся и выводящим, как всякое
подлинное пространство, проселок, ведущий к источнику так, как выжигается,
плавясь, отпечатанная одна только буква, заботящаяся подобно женщине о своей
внешности на прямое и непосредственное мышление и голой непосредственной
истине письменности в спекшемся единообразии криков, поворотов, тел,
метафизических в своей непрерывной осмысляемости движений гениталий, то есть
к мысли, предохраняющей тайну, выводящую в просвет бытия, просвечивающего
телесность мышления рентгеном алькова так, что человек получает свой
мыслительный снимок, как он воспринимается другими, который используется в
повседневности как отпечаток, испаряющий телесность, от которого со стуком
падает на пол колибри и висит в воздухе топор, кубическое дымящееся в
анаксагоровом воздухе представление о книге, предваряющей выступление
телесности на сцене самой жизни, усиленное каскадами равноязыких тем,
запретов на истолкование и электрическое освещение мышления, наводящего
точку и экстаз на распространителей письменности, того опыта телесности, что
издается этой книгой, а также времени, опускающего нас в дом-колодец,
наклонную башню, для которой падение и подъем составляют единое целое,
заботу, настроенность и намерение ритора, в высшей степени конечные,
посредством расширяющегося конуса которых, расширяющегося
вследствиенапряженной постоянной извне вовнутренней жизни своей который при
некотором от него, отдалении, образованием туч из испарений письменности,
прорывающихся дождем и спасительной молнией, освежающей совершенный ум,
оказывается бесконечностью, рассматриваемой ранее вблизи под сильным
многократно преуспевающим криком-увеличением, составляющимся в потере
рассудка, который воплощала в себя полнота срывания всех и всяческих масок и
где совершался над нами посредством одномоментно вступившего с каждьм из нас
в бесполое сношение домом-колодцем, испаряющее линейное точечное время,
нарушая до эротического вздоха синтаксис по инерции временящихся разговоров,
разрывающих телесность настолько сильно, что у нас в мышлении остаются
только риторические факты сознания и исчезает всякая действителъность,
разворачивается мир, сравнивая и сливая нас у истоков нашего мышления,
оставшихся в целости и сохранности в отличии от разорванности уже
пространством мышления телесности, как сиамских близнецов, сраженных воедино
предела и беспредельного, затирая нас в общее место чистой формы полового
акта так, как трутся половые органы, конфликт которых созидает
опространствленный временем коридор во всю однократную временящуюся длину
дома-колодца, в который втаскиваются, по которому проходят наши тела, как
они выработаны, разложены на составные части и вновь собраны в
разоблачительной комнате, имеющей тип лабиринта из немыслимо продолговатых,
испещренных крючками вешалок, столкнувшихся друг с другом, застывающих,
наталкивающихся друг на друга, каковое с нами движение, ни одного лишнего