"Сергей Шилов. Время и бытие" - читать интересную книгу автора

разговора с родителями о службе в армии как уход и возвращение заботы, отказ
от обновления интеллигенции, от мысли телесного обмирщения ради резвости
мысли. Когда время настолько приблизилось к армии как ребенок к горящей
свече, что уже никакая самая совершенная организация психологии не могла
заслонить ее восход, постоянно сдерживаемый и предохраняемый, я, наконец,
решился на некоторые действия, распространившиеся легкой зыбью по моему
мышлению казавшиеся мне значительными и осязаемо-проникновенными уже потому
только, что так происходила из разговора с родителями о службе в армии, как
вообще способны происходить из разговора мнения, убеждения, предрассудки,
подобно тому как созревание тела, образование в нем пыльцы, опыта,
пронизывает само это тело, распространяющее аромат, привлекающий
распространителей письменности поворачивающий к себе, источающему не стих
даже, а его поэтику, только носы крупные и породистые, картошкой и
исправленные, на тело опахалом, которым по-рабьи размахивает вкус. Перед
шевелящимся хаосом армии мною овладело понимающее знание того, что
письменность не имеет единообразного даже лика, что ложна всякая
иконография, построенная на ее основе как ее собственная орфография, и, что
лишь зыбкое; размывающееся в пейзаже морского берега, неизменное и
совершенно нечеловеческое не лукавство даже, а белое, рыхлое, наводящее в
переход в плоскоту тело лукавства, и завершает собой всю письменность, все
вещи, все письма, все слова, рассыпая их дробными округлыми камешками по
истонченному поэтикой стиха побережью океана отдающейся на волю и милость
космоса письменности. Я отправился в медицинский аллергический центр,
недавно открывшийся а городе, и каково же было мое удивление, когда эта
поездка в автобусе почти на окраину города продолжительностью около часа,
обнаружила себя в том непередаваемом и неизъяснимом качестве в котором, как
мне сейчас представляется, в которой и должны были совершаться мои поездки
за время и на всем протяжении службы в армии, то есть так именно, как если
бы я направлялся "из пункта А в пункт В" и пропадал бы в соответствии этому
отрезку, когда все окружающее, всовывающее и просовывающее себя через окно
транспортного подручного средства: двигающиеся задом наперед люди, тухнущий
свет в салоне, с которого только и в состоянии начаться сознание героя
романа, спрятавшись его посредством, происходило чем-то вроде съемок
полнометражного фильма. В приемной одного из кабинетов, который мне
собственно и был необходим, находились еще несколько человек, и их было даже
довольно много, поразивших меня своей трогательной заботой о таком свойстве
своей болезни, как ее действительная, сродни тем очаровательным искрам, что
мелькают в быту, необычность в которой для них самих рассеивались их
представления о таинственной причастности этой необычности человеческому
присутствию, рассеивающей это присутствие в пылинки опыта. В высшей степени
замечательна была процедура, без употребления которой выдача справки
представлялась всем нам делом совершенно невозможным. Она состояла в том,
что посредством многочисленных микропрививок составляется каталог реакции,
который и фиксировался такого рода справкой, но я не обманулся в мере
подлинности этого дела-действия, потому, что она определялась из такой
способности к каталогизации, каковой был разговор с родителями о службе в
армии. Происходящее со мною все резче, все очевидней проявлялось как
невероятное расширение, выступление и продолжение за свои собственные
границы разговора с родителями о службе в армии, временяющееся бытие этого
разговора. Я сам уже существовал как единый голос-разговор, я был только тем