"Лидия Шевякова. Дуэт " - читать интересную книгу автора

чуть-чуть на продажу) синтетические шубы и туфли на платформе, которым
завидовали даже родительницы совминовских деток, но зато именно с запиской
из детсада они получили в 1971 году первую "копейку". К тому времени мама
Анны уже давно охладела к Солженицыну, которого накануне исключили из Союза
писателей, и полностью сосредоточилась на водолазках с воротниками трубой.
Справедливости ради надо отметить, что это хобби потом плавно перетекло в
увлечение синтетическими батниками с воротниками огурцом.
Про совминовские пайки с нежнейшей шейкой, ароматным карбонатом со
слезой и веселым рассыпчатым топленым маслом вразвес в шуршащей вощеной
бумаге и говорить нечего. Это было коллективным увлечением всей семьи.
Первые, как и все последующие, трудности с колбасой, подкравшиеся к
советским гражданам в 1972 году, остались Анной совершенно незамеченными.
Все, что приключалось на свете, музыкальное семейство гармонично обращало
себе на пользу. И даже начавшееся бегство из страны евреев только помогло
русскому Эдуарду Глебовичу занять место первой левой скрипки, освободившееся
естественным путем после усушки и утруски некоторых бывших советских
товарищей.
Семья жила музыкой, дышала ею и другого воздуха не ведала и не хотела.
Но мир музыки не был для них загадочным миром прекрасного, высокого
Искусства, а всего лишь бытовым, привычным миром звуков, обыденным, как для
бармена варьете обыденна и скучна вся эта праздничная взбудораженная
вечерняя толпа и примелькавшиеся вспышки юпитеров.
В звуках не было ничего загадочного, они спокойно расчленялись на ноты,
бемоли и диезы, складывались, как кубики, в гармонии и регистры. Надо ли
говорить, что иного пути, кроме музыкального, у единственной дочери кадровых
служителей Эвтерпы просто не могло быть.
Так, без особых талантов, но с прекрасным чувством ритма и природным
пониманием музыкального строя, Анна, усердно трудясь, додолбила к
девятнадцати годам музыкальную школу и училище по классу фортепьяно. Еще
одно усилие, и она прекрасно бы устроилась после консерватории специалистом
по музлитературе или истории исполнительского искусства, но, к несчастью,
года за три до этого у Анны прорезался чудесный, хоть и слабенький, голосок,
который благодаря усердным хлопотам домашних выпестовался во вполне
приемлемое лирическое меццо-сопрано с туманной перспективой на
драматическое.
Единственной неправильностью было то, что тихая барышня Аня, при
взгляде на которую невольно слышались легкие и меланхоличные мазурки Шопена,
в тайне даже от самой себя была очень честолюбива и безумно хотела петь,
причем не какое-то там мещанское, как ей казалось, итальянское бельканто.
Нет, ее влекли тяжеловесные, как поступь тевтонских рыцарей, немецкие гимны.
Вагнер, которого открывают для себя обычно к сорока, безотчетно нравился ей
в восемнадцать. Мрачный, мятущийся, как раскаты грома. Анна однажды
совершенно явственно услышала лейтмотив темы "Тристана и Изольды" в грозе, и
это была первая по-настоящему услышанная ею музыка. Молодая девушка была так
потрясена приоткрывшейся ей стихией, что попыталась излить эти новые
ощущения в вольном переводе арии Изольды. Ну, правда, совсем вольном:

Редкие капли дождя шлепаются в ненасытно сухую пыль, моментально
скатываясь в шелковые шарики. А в доме прохладно, сумрачно. Мягкая тишина
стелется по углам. Но если в моей жизни все хорошо, тогда отчего так