"Лидия Шевякова. Дуэт " - читать интересную книгу автора

грустно? Душа моя попала в грозу, мечется за барьером оконного стекла.
Обезумела от страха, не знает, как увернуться от жалящих молний, не
задохнуться от громовых раскатов. Зову ее, но беглянка в смятенье уносится
все дальше, а я в смятенье не могу припомнить, как подзывать ее. Неужто,
правда, приключилось мне не усмотреть за ней, позволить выскользнуть ? Ведь,
словно сирота, она молила меньшего, чем быть. Моей душе было достаточно
казаться.

Анна потом часто недоуменно вертела этот листок в руках. Промчалась
гроза, и с ней вместе унеслась и душевная смута.
Анну назвали в честь мамы, Анны Павловны, и это навсегда поставило ее в
подчиненное положение младшей женщины в семье. Анна-большая и
Аннушка-маленькая. Бессознательно сопротивляясь этому гнету, Анна с детства
не любила, когда ее сюсюкали уменьшительными Нюсей или Анютой, и от всех
требовала называть себя полным именем по протоколу. Впрочем, до поры до
времени этим бунт против родительской воли обычно и ограничивался.
Родители ни в чем ей не отказывали, но и не потакали, сами любя ее,
словно по протоколу или уставу. Тихо, как на добротно смазанных свиным жиром
полозьях, проскользило ее мирное детство. И теплохладные, но заботливые
родительские крыла мягко донесли своего птенца до вокального отделения
консерватории, предусмотрительно завернув в афганскую дубленку с причудливой
цветастой вышивкой и обув в сапоги-казачок - самое престижное оперение 1980
года.
После той памятной грозы Герман увидел Анну только через месяц. Он
часто пропускал занятия, пропадая по нескольку дней неизвестно где. Как
человек, которому все легко дается, Герман был не приспособлен к
каждодневному монотонному труду постижения гамм или постановки дыхания, не
говоря уж о музыкальной грамоте, теории композиции и прочей дребедени,
которая, как ракушечный мусор, наросла на прекрасном теле музыки.
Герман был самородком, не знающим и не признающим нот. Мир бумажной
музыки, нотных линеек, ключей, тактов и метрономов был для него пустым, а
значит, никому не нужным звуком. Он презирал музыкальную грамоту, как
презирает вольный дикий зверь своих смирившихся с решетками сородичей в
зверинце. Но преподаватели смотрели на все эти вольности сквозь пальцы. Ему
все сходило с рук за обаяние, ум и потрясающий голос.
На факультативных занятиях с вокалистом они с Анной оба выбрали для
распевки "Летучего голландца". А что еще могли сделать два пижона, обожающих
Вагнера?.. Педагог Елы Палы - Елена Павловна Корсакова - была категорически
против. Вокальный ансамбль, коим является дуэт, преподавали на старших
курсах, а Вагнер и вообще немецкая манера пения не очень прижились в России,
традиционно тяготеющей к итальянской школе вокала. Вагнер же с его сложным
переплетением оркестровой и вокальной партий, с его тройным составом
оркестра и прочими закидонами стоял совершенно особняком даже среди
соотечественников, врезался одиноким утесом далеко в море, почти оторвавшись
от берега. У нас и ставился он не часто, но тот же "Летучий голландец" шел в
Большом в 60-е годы, поэтому молодые выпендрежники и выбрали его для
репетиций.
- Вагнер хорош для зрелых голосов. При удачном раскладе ваши только
годам к тридцати пяти наберут для него силу, - слабо сопротивлялась Елы
Палы.