"Иван Михайлович Шевцов. Семя грядущего. Среди долины ровныя..." - читать интересную книгу автора

побольше пожрать. Ел Поповин всегда с удивительным наслаждением и даже
торжеством, точно совершал священный обряд, чавкал смачно, громко, азартно,
то и дело размазывая пухлым куцым кулаком жир на упитанном подбородке.
Вначале его обжорство было на заставе предметом безобидных насмешек, но со
временем к этому привыкли, и повар Матвеев даже удивлялся, когда Поповин
отказывался от добавки, и просил его совсем искренне: "Да ты ешь, ешь, Фима,
а то похудеешь, солидность потеряешь. А без солидности что в тебе останется?
Одна пустота". Поповин не обижался - с товарищами он умел ладить, особенно с
поваром: он всегда заискивал перед Матвеевым, улыбаясь похожими на соленые
маслины глазками.
Темнота становилась все гуще, плотней и глуше, и вскоре она совсем
поглотила неясный, расплывчатый силуэт Поповина. Шли неторопливо, как ходят
на прогулке по аллеям парка, часто останавливались, смотрели в сторону реки,
которой не было видно, вслушивались чутко, но, кроме шума дождя да шороха
собственных плащей, ничего не слышали. В который раз подумалось Глебову: а
ведь, может быть, вот сейчас где-то в полсотне шагов крадется нарушитель, и
дождь смывает его следы, и за ночь он может пройти километров пятнадцать,
днем отсидеться в чащобе глухого Яньковского бора, чтобы в следующую ночь
добраться до города и затеряться там, как иголка в стоге сена.
Встретили два наряда: один на полпути и второй у Грязных ручьев.
Старший второго шепотом доложил начальнику заставы, что у противоположного
берега слышались всплески воды. Но Казбек ведет себя на редкость спокойно.
Казбек - лучшая овчарка не только на пятой заставе, но и во всем
погранотряде, а ее вожатый, ефрейтор Ефремов, по мнению Глебова, - лучший
пограничник во всем округе. Лейтенант доверял Ефремову, Ефремов - Казбеку.
Идти было тяжело. И хотя потом дождь притих и можно было отбросить
капюшоны, мокрые плащи неприятно гремели, лямки противогазов давили плечи,
ноги скользили по грязи.
В половине двенадцатого Глебов вернулся на заставу. Его заместитель по
политической части политрук Махмуд Мухтасипов, молодой красивый брюнет,
доложил, что с левого фланга получено сообщение от подвижного наряда: на той
стороне у реки замечена какая-то возня - всплески воды, вспышка спички
(должно быть, прикуривали).
Глебов снял с себя мокрый плащ, фуражку, морщась, посмотрел на
заляпанные грязью яловые сапоги, расстегнул бушлат, поправил челку русых
влажных волос, сбившихся на потный лоб, устало садясь на табурет возле
стола, сказал:
- Демонстрируют на левом. Отвлекают внимание от правого. Ясно...
- Ты уверен? - переспросил Мухтасипов, медленно закуривая папиросу и
подойдя к рельефу участка.
Замполит был старше начальника на четыре года, он казался более
сдержанным и вдумчивым, имел привычку все подвергать сомнению, к чему Глебов
никак не мог привыкнуть.
- Совершенно уверен! Тут и дураку все ясно. Стал бы я перед тем, как
перейти границу, зажигать спичку и плескаться в воде.
- Тут они тебя и купили, рассчитывая вот на подобную элементарную
логику. - Мухтасипов любил порассуждать, поговорить "красиво".
- Дорогой мой политрук, пора бы тебе усвоить, что логика у нас
железная, - не то с подначкой, не то серьезно сказал Глебов. - По законам
этой логики мы избежали прорыва во время паводка.