"Иван Михайлович Шевцов. Семя грядущего. Среди долины ровныя..." - читать интересную книгу автора

Глебова к выводу: на хуторе Ольховец кто-то имеет тайную связь с
сопредельной стороной. Очевидно, готовится нарушение границы. Появление на
той стороне подозрительного человека с биноклем в канун Первомая лишь
укрепляло лейтенанта в правильности догадок.
Людей на заставе немного, ни о какой "сплошной стене", как это
представляется некоторым неосведомленным людям, и речи быть не может. Все
строится на смекалке и хитрости. У врага, решившего пересечь государственную
границу, - сто дорог. Выбирай любую и в любое время суток: на рассвете или в
полдень, вечером или в полночь; в любую погоду - в дождь, в метель, в жару;
когда ему заблагорассудится, когда, по его мнению, наиболее усыплена
бдительность пограничников, тогда он и идет. Из этих ста дорог начальник
пограничной заставы может крепко закрыть три-четыре, иногда пять-шесть, ну
от силы - десять. А остальные девяносто дорог открыты.
Но в том-то и дело, что нарушитель не знает и не может знать, какие из
ста дорог открыты, а на каких его ожидает дуло винтовки пограничника. И чаще
всего он идет именно по той тропе, на которой его ждут пограничники. Почему
так получается?..
У нарушителя сто дорог, а у пограничников сто глаз и сто ушей и
удивительная смекалка, которой могут позавидовать даже опытные разведчики,
ловкие и чуткие охотники-соболятники, умеющие выследить, пожалуй, самого
осторожного и хитрого зверя. Да и все сто дорог пограничникам хорошо
известны, и все сто повадок лазутчиков им знакомы.
Начальник пограничной заставы должен предвидеть и предугадывать, где и
когда пойдет нарушитель. Он головой отвечает за неприкосновенность
государственной границы, отвечает перед страной, перед народом, перед
правительством. Вот какая ответственность лежала на плечах лейтенанта
Емельяна Глебова, преувеличенно строгого, неестественно сурового, на вид, а
на самом деле еще ребячливого и озорного юноши - русоголового,
широкобрового, курносого и не столько худощавого, сколько худого.
День тридцатого апреля выдался пасмурный, с низкими обложными тучами,
северо-западным балтийским ветром и мелким моросящим, не сказать чтобы очень
теплым, но вполне благодатным, особенно в эту пору, очистительным дождем.
Глебов ожидал нарушения границы именно в эту ночь, темную, глухую, когда
видимость равна нулю, а слышимость чуть-чуть побольше: монотонный шум дождя
неплохо скрывает все другие, посторонние, шорохи и звуки. Наиболее
вероятными местами прорыва лейтенант считал фланги. Именно на флангах
местность была "закрытая", с густыми зарослями кустарника, березовой
рощицей, глубоким оврагом и ручьем, впадающим в реку.
Вечером Глебов сам пошел на проверку нарядов левого фланга: из головы
не выходил тот подозрительный штатский, который весь день наблюдал в бинокль
за нашей стороной. Дождь монотонно и неприятно барабанил по намокшим
одеревеневшим плащам из грубого брезента. Впереди Глебова по скользкой
раскисшей тропе вразвалку ковылял на кривых толстых ногах рядовой Ефим
Поповин - мешковатый, склонный к полноте ростовчанин. Его утиная походка и
беспечно поднятая голова, вросшая в плечи, раздражали Глебова, который уже
давно понял, что из Поповина настоящий пограничник никогда не получится, что
нет у этого увальня ни желания, ни старания, ни элементарных физических
данных к службе на границе, и, пожалуй, прав старшина Полторошапка,
считающий, что ростовские торговцы рыбцом Поповины сумели наградить своего
сына Ефима всего лишь одной-единственной страстью - как бы повкусней и