"Иван Михайлович Шевцов. Набат" - читать интересную книгу автора

не проявляя при этом особого усердия. А вдруг Кудрявцев жив, каким-то чудом
уцелел. Ведь Шлегель мог врать, говоря, что коллега их, по имени Аркадий,
найден в подвале костела мертвым. А может, и не найден, может, кто-то помог
раненому скрыться, и Шлегель наврал. Теоретически такой вариант вполне
допустим, но практически у Кудрявцева почти не оставалось шансов. И все же,
если он жив, тогда о предательстве Куницкого станет известно партизанам и,
конечно, Бойченкову. Но поскольку такое предположение маловероятно, то и
смущать им себя ни к чему. Главное - держаться одной версии, не спешить с
ответами на вопросы, не сорить словами и не терять хладнокровия.
Бойченков внимательно прочитал объяснение Адама Куницкого, краткое,
сдержанное, отмеченное немногословной деловитостью. Сомнений не было: группу
кто-то предал. Объяснение Ядвиги Борецкой подтверждало такое предположение.
Нужно было установить простое и основное. Кто предал? Кто-нибудь из состава
группы Гурьяна или из партизан? Софонов, Кудрявцев или Куницкий? Но как
установишь, когда нет никаких конкретных доказательств. Интуиции же,
подозрениям Бойченков не доверял. Он верил лишь фактам, убедительным,
неопровержимым. Он рассчитывал, что личная встреча с Куницким и Ядзей
прольет свет или хотя бы немного прояснит причину провала группы Гурьяна. Он
решил разговаривать с Куницким и Ядзей с каждым в отдельности, с глазу на
глаз. Впрочем, с Ядзей беседовал через переводчика. Сначала пригласил
Куницкого.
Бойченков, как всегда свежий, подтянутый, безукоризненно опрятный,
встретил Куницкого приветливо, даже ласково, усадил в кресло за маленький
круглый столик, сам сел напротив, спросил о самочувствии, на что у Куницкого
вырвался вздох досады:
- Самочувствие у нас у всех невеселое, Дмитрий Иванович, все еще не
можем опомниться...
Бойченков внимательно смотрел на Куницкого. Что-то глубокое, изучающее
было в его терпеливом, сосредоточенном взгляде. Взгляд этот не понравился
Куницкому, настораживал. Подумалось с тревогой: "Не доверяет? Или уже что-то
знает?" Взял себя в руки, замолчал, с напряжением ожидая вопросов, тщательно
избегая глядеть в глаза Бойченкову. Образовалась какая-то странная, неловкая
и, возможно, рискованная пауза. Осторожный, не теряющий хладнокровия
Куницкий боялся первым нарушить ее. И выдержал. Грубое широкое лицо его
выражало деревянное упрямство.
- Расскажите, пожалуйста, все по порядку, начиная с приземления. -
Голос у подполковника мягкий, полный искреннего сочувствия и дружелюбия. А
взгляд прежний, неторопливый и сосредоточенный.
Такая просьба несколько озадачила Куницкого, он спросил с учтивой
робостью:
- А вы не читали моего объяснения?
- Смотрел. Но у вас почерк не очень разборчивый. Я как-то лучше
воспринимаю устный рассказ.
"Хочет поймать на слове, - подумал Куницкий, гася наступавшую на него
тревогу. - Думает сбить меня и запутать вопросами. Надо быть осторожным".
Куницкий начал спокойно, обстоятельно, с того момента, как зацепился
парашютом за дерево и как был захвачен бандой Мариана Кочубинского. Речь его
лилась легко и плавно, без усилий, потому что он говорил правду, ничего не
убавлял и не прибавлял. И Бойченков не перебивал его попутными вопросами, а
синие внимательные глаза его постепенно темнели, наливаясь горестной тоской