"Иван Михайлович Шевцов. Набат" - читать интересную книгу автора

и глубокой задумчивостью. Обратил внимание на маленькую деталь: у Куницкого
дрожали пальцы. "Волнуется, - подумал Бойченков. - А прошлый раз, в нашу
первую встречу был спокоен и самонадеян". Впрочем, этой детали Дмитрий
Иванович не придал особого значения, хотя на всякий случай и запомнил ее, но
Куницкий, поймав взгляд Бойченкова на своих пальцах, смутился и спрятал руки
под стол. Бойченков не шелохнулся, ни один мускул не дрогнул на его
спокойно-задумчивом лице. И только когда Куницкий начал рассказывать о
роковом дне в Беловире, о том дне, когда они пошли на улицу его дяди Марка
Куницкого передавать радиограмму в Москву, Бойченков как-то весь напрягся,
что-то шевельнулось в нем, и он не выдержал, первый раз перебил вопросом:
- А почему вы с Кудрявцевым разошлись в разные стороны, почему не
вместе пошли?
Вопрос не сложный и совсем не каверзный, но Куницкий не ожидал его и
мысленно со странным удивлением повторил про себя: "А действительно,
почему?" А вслух ответил:
- Получилось это в суматохе. Я знаю город, и поэтому Кудрявцев должен
был следовать за мной, держаться возле меня. Когда появились немцы, уже
после моих выстрелов, я быстро бросился за угол, в укрытие. Я был уверен,
что Кудрявцев идет за мной. Остановился за домом, смотрю - его нет. Уже
стемнело. Прислушался, жду. Слышу шаги. Ну, думаю, он. Я негромко окликнул
его. В ответ - слабый свист, - на ходу сочинял Куницкий. - Я ответил тоже
слабым свистом. И в это время сзади меня схватили двое эсэсовцев. Усадили в
коляску мотоцикла и сразу в гестапо.
Куницкий умолк, словно выложил все и можно было на этом ставить точку.
Плоское серое лицо его и бесцветные навыкате глаза выражали теперь усталость
и глубокое уныние. Бойченков слушал его внимательно, не выражая, однако, ни
малейшего волнения. Ему виделась на последней фразе Куницкого не точка, а
всего лишь многоточие. Он спросил:
- А дальше?
- Сразу допрос. Отпираться было глупо - у них мой пистолет и граната. Я
назвался Давидонисом из отряда НСЗ. Спросили имя командира отряда. Я сказал:
Ярослав Ковальчик. Мне не поверили. Избили и бросили в одиночку, посоветовав
подумать до утра. А утром на допросе мне сказали, кто я и что: Адам Куницкий
из группы Алексея Гурьяна и все прочее, как и было в действительности. Даже
назвали ваше имя. Сказали, где дислоцируется ОМСБОН. Я понял, что нас кто-то
предал. Но продолжал все отрицать. Мол, не знаю никакого Гурьяна, никаких
Ядвиги Борецкой и Веслава Качмарека - это хозяин нашей конспиративки.
Твердил свое: я Давидонис из отряда Ковальчика.
- И тогда вам сделали очную ставку? - перебил Бойченков.
- Нет. Никаких очных ставок не было. Просто били. Мы встретились со
своими уже во дворе тюрьмы, в ту последнюю ночь, когда нас сажали в автобус.
- В автобусе вам не удалось переговорить друг с другом?
- Пытались, но охранники заставили нас замолчать.
- Кто пытался?
- Радист. Он сказал, что уверен, что нас предал Кудрявцев. У него на
этот счет были какие-то основания. Но договорить ему не дали.
Это была существенная деталь. Почему Куницкий не указал на нее в своей
записке? Но Бойченков не стал заострять на этом внимания, спросил о другом:
- А вы как думаете?.. В отношении предательства? Куницкий скособочился,
пожал угловатыми плечами, ответил с вдумчивой осторожностью: