"Иван Михайлович Шевцов. Что за горизонтом? " - читать интересную книгу автораобратила внимание на стоящий в углу бюст Лукича. Он был без галстука, с
расстегнутым воротом рубахи и с иронической ухмылкой на губах. И совсем еще молодой, такой, каким я видела его в студенческие годы. - Это меня скульптор Борис Едунов изваял. Мы тогда были молодые, озорные, - сказал Лукич, и кивнул головой на письменный стол: - Сочиняю воспоминания. Нечто вроде мемуаров. Сорок пять лет отдал театру. Есть что вспомнить. Вот только будет ли это интересно нынешнему поколению, которое довольствуется телевизором, а книги если и берет в руки, так про убийства или секс. - А в ваших мемуарах, как я понимаю, ничего подобного он не найдет, - сказала я с намеком на секс. Он, очевидно, понял мой намек, загадочная улыбка сверкнула в его глазах, но смолчал. Когда мы сели за стол, я рассмотрела бутылки: их было аж четыре - шампанское, коньяк, какое-то вино и пепси. Я вспомнила напутствие Лиды и подумала с дерзостью: решил напоить. Ну что ж, будем дерзить, - и я сказала: - А между прочим, сегодня мой день рождения. - Он сделал удивленные глаза и спросил весело и недоверчиво: - Серьезно? Или вы шутите? - Вполне серьезно. Могу паспорт показать, - подтвердила я, хотя при мне не было паспорта. - Ну что вы, Ларочка, я вам верю. Это же здорово, это бесподобно. Лицо его сияло неподдельной радостью. Я, конечно, обратила внимание на "Ларочка". Так он назвал меня впервые. На теплоходе я была Лариса Павловна и только в последний день просто Лариса. И вот Ларочка. Мне, конечно, было приятно, и в то же время напутственное предостережение Лиды пробуждало во - С чего начнем? - торжественно, с сияющим лицом спросил он и, взяв бутылку шампанского, сам себе ответил: - Ну, конечно, по случаю большого праздника, вашего торжества, - а для меня, Ларочка, Поверьте, это не просто слова любезности, это от чистого сердца - радость... - И не договорив фразы он выстрелил в угол потолка и наполнил хрустальные бокалы. Мы чокнулись. Значит, я Ларочка на постоянно, уже не будет здесь просто Ларисы, тем паче Ларисы Павловны. Мы пили, закусывали и снова пили пенистое, бодряще полусладкое. Мы говорили о чем-то несущественном, не сводя взглядов друг с друга, но глаза наши говорили совсем о другом, о чрезвычайно важном, сокровенном. Он был учтив и любезен, но по дрожи его рук, по трепету губ, которые он покусывал, по распаленному лицу и мятежным глазам я понимала, что чувства его достаточно накалились и доходят до критической черты. Он раздевал меня глазами и торопился опорожнить бутылку шампанского, провозглашая тост за тостом. Он награждал меня такими качествами, о которых я не только никогда не слышала, но и не подозревала их в себе самой. Очаровательная, прелестная - это только первая ступень. Дальше следовали такие жемчужины, как ангел небесный, посланная из Вселенной, несказанная, нежная. Откуда он знал о моей нежности? И удивительно: все эти высокие словеса вызывали во мне отрицательные эмоции, какую-то неосознанную, стихийную агрессивность. И я неожиданно для себя перешла от обороны к наступлению. - Ах, оставьте ваши пламенные речи, Егор Лукич. Вы, очевидно, забыли, что мне сегодня исполнился тридцать один, а не двадцать, и все, что вы говорите, я проходила. Я уже не девочка, и жизнь меня довольно ломала и |
|
|