"Иван Михайлович Шевцов. Что за горизонтом? " - читать интересную книгу автора

им подобные, местечковая шпана, внуки палачей русского народа, которых
Сталин покарал в предвоенные и первые послевоенные годы. Председатель
Госкомимущества Максим Бойко, он же Шамберг - внук сиониста Лозовского,
расстрелянного еще во времена Сталина за антигосударственную деятельность. А
отец Максима Владимир Шамберг - ответственный сотрудник американской
разведки. Все слилось-переплелось, все продано, отдано врагам России. Можно
себе представить, как сын разведчика США Максим Шамберг-Бойко распродает
государственное имущество и государственные секреты России. Воруют открыто,
беспардонно, безбоязненно, зная, что их покрывает главный палач Ельцин, у
которого руки по локоть в крови, ненормальное чудовище, лишенное
элементарной совести и чести". "Выходит, отец прав: надо создавать
партизанские отряды", - сказала она, и в голосе ее прозвучала неколебимая
решимость взять хоть сейчас автомат Калашникова. "Вы мне напоминаете Зою
Космодемьянскую", - ласково сказал я. В ответ она вспыхнула: "Настало время
космодемьянских, матросовых, талалихиных, время героев. Раздумывать некогда
завтра будет поздно... Если вообще уже не поздно", - последние слова она
произнесла упавшим голосом.
Я представил ее с автоматом в руках во главе молодежного отряда народных
мстителей и сказал: "Слушая вас, глядя на вас, я думаю, что возрождение
России начнется из провинции, из глубинки". "Опасное заблуждение. Провинция
ничего не решает", - возразила она. "Но там есть трезво мыслящая
патриотическая интеллигенция", - не согласился я. "Никакой трезвой
интеллигенции там нет. Я сужу по своей Твери. Наша интеллигенция
сионизирована. Она в плену еврейского телевидения и московских
"комсомольцев" и "комсомолок". Она бездумно, рабски смотрит в рот московской
русскоязычной интеллигенции, вашим маркзахаровым и лихачевым". "Лихачев не
московский, он питерский, его Собчак сделал почетным гражданином Питера. А
вы, ваш отец, разве не интеллигенция?" "Это исключение из правил: раз, два и
обчелся. Добавьте еще профессора Владимира Юдина из Тверского университета,
настоящего патриота, филолога, а еще двух-трех трезвомыслящих и перечтете их
на пальцах одной руки. Нет, Егор Лукич, на провинцию не надейтесь, все
решается в столице".
Ее рассуждения не были лишены основания, и все же я возражал: "Но
Тверь - это еще не российская глубинка. У Твери есть свое родовое пятно -
холуйство. Оно тянется еще с царских времен. В московских трактирах
половыми, то есть официантами работали тверяне. Полотенце через руку, и,
"чего изволите? Слушаюсь". Это холуйство вошло в гены и сохранилось до наших
времен, как и купеческое прислужничество властям У нижегородцев, самарцев,
саратовцев. За них думает власть и они голосуют за власть". "Вот вы и
противоречите сами себе, - уличила она. - Разве Нижний, Самара, Саратов не
российская глубинка? И чем они лучше, патриотичней Твери? Те же лакеи,
отравленные телеядом, зараженные этим духовным СПИДом. Нет, Егор Лукич, гены
и родовые пятна тут не при чем. Зараза, ее вирус, идет из Москвы, жирующей,
довольной, что во время получают зарплату, пенсии. А что провинция голодает,
вымирает Москве наплевать. Как-то по телевидению показывали концерт с
участием одаренных, но больных детей. Конечно, это зрелище вызывало
сострадание, боль. Но камеру все время наводили в зал, где сидела супруга
Бориса Кровавого Наина Иосифовна. Оператор старался показать нам, как она
артистически платочком выдавливала из себя слезу. На показ тверским и
саратовским обывателям, смотрите, мол, как она переживает. А мне было