"Иван Михайлович Шевцов. Что за горизонтом? " - читать интересную книгу автораэто, Ларочка, выдающийся народный, подлинно народный, а не какой-нибудь
Гафт, артист Егор Лукич Богородский. - Я узнала. - Бледное, еще не тронутое летним загаром, лицо девушки засветилось смущенной улыбкой, а в зелено-янтарных глазах засверкали огоньки неподдельной радости. - Я вас узнала. Недавно по телевидению шел советский фильм с вашим участием в главной роли. Голос у девушки высокий, густой и приятный. Взгляд загадочный, обаятельно-таинственный. - Я вас помню по театру, - продолжала девушка после некоторой паузы. - В годы своего студенчества в МГУ смотрела "Егора Булычева" и "На дне". Вы исполняли главные роли. - Она смотрела на Богородского со сдержанной улыбкой обожания открыто, без тени смущения. Внешне в ней не было ничего броского, все, что называется, в пределах нормы - тонкие черты строгого лица, длинные черные брови и длинные спокойные ресницы, небольшой рот и не очень трепетные губы, застенчивая и в то же время манящая улыбка. Вот это, последнее, и привлекало внимание, останавливало взгляд, заставляло присмотреться и увидеть то, что не сразу замечалось - ее глаза. Это были необыкновенные глаза молодой рыси. В них, как в зеркале, отражались характер и состояние души. Видно и Богородский обратил внимание на ее глаза. Он встал, выпрямился, расправил могучие плечи, выпятил круглую грудь и немного театрально пророкотал: - Благодарю вас, очаровательная сеньорита. - Он поклонился, приложив ладонь к сердцу, и смотрел на нее с застывшим вопросом. - Очевидно, Лариса смотрела не столько Егора Булычева, сколько Егора Богородского, - сорвалось у меня не очень уместно. неразделимы, - раскатисто парировал Лукич и принял вид человека, исполненного достоинства и простоты. Не каждый обращал внимание на ее глаза, не каждому они светились, но те, кто приметил их, уже не могли забыть. В них таился какой-то сложный сгусток чувств - тайная надежда и боль утраты, несбыточные желания и мечтательный порыв, ураган нерастраченных страстей и всепожирающий огонь вечно желанной любви. Эти глаза ранили тонкие чувственные и благородные натуры, манили и многообещающе влекли. Их миндальный разрез хранил нечто загадочное и непостижимое. - Мы, Ларочка, о театре говорили, - сказал Малинин. - Егор Лукич много интересного сообщил, о чем в нашей провинциальной и густо сионизированной Твери мы с тобой только догадывались. - А нам бы, уважаемый Павел Федорович и почтенная Лариса Павловна, хотелось бы послушать ваше просвещенное мнение, как профессионалов, что сегодня творится на фронте истории? - сказал Богородский, не сводя цепкого взгляда с Ларисы. - В истории еще хуже, чем в искусстве, - ответил Малинин. - Историю России нам теперь пишут иностранные шулера. Наши дети-школьники уже и не ведают, что была в семнадцатом Октябрьская революция что в двадцать втором был образован СССР. Им говорят, что вторую мировую войну развязал Сталин, что главные ее герои - Эйзенхауэр и Монтгомери. О Жукове, Рокоссовском ни слова. Такую "Новейшую историю XX века" сочинил некий господин Кредер. - Все понятно: гражданин Израиля, - хмуро и с раздражением пробурчал Богородский. Откуда-то появились разомлевшие от солнечных лучей Ююкины, и Настя, |
|
|