"Иван Михайлович Шевцов. Что за горизонтом? " - читать интересную книгу автора - А тебе так уж нужна ее причина? Ты ж сам сказал словами Бунина:
разлюбила, и стал чужой. В этом и вся причина. - Ах, вот вы о чем, все о ней? - сообразил Игорь. - Да выбросите, Лукич, вы ее из своего сердца раз и навсегда. Она недостойна вас. - В том-то и дело, что достойна, потому и выбросить ее не просто, - напряженно произнес Богородский. - Недостойные - они на поверхности, их легко смахнуть. Дунул - и привет. А достойные - они вот здесь, глубоко, в самом сердце. - Лукич приложил руку к груди. - Нельзя, Игорек, зачеркнуть десять счастливых лет. Память она штука независимая, память и любовь. Как в народе говорили: любовь не картошка, не выбросишь в окошко. - А вы поройтесь в памяти, разберите свою любимую по косточкам и отыщите все ее пороки мнимые и подлинные, соедините в одну кучу и получится один большой порок. И вы поймете, что она недостойна, - весело наставлял Игорь. - Или влюбитесь. Клин клином. А? - Как у тебя все просто - клин клином. - Богородский уколол его ироническим взглядом. - Своим аршином меришь, натурщицами. Аля не чета твоим натурщицам. Она единственная из женщин, кого я любил. Такое бывает раз в жизни. Один единственный раз. - А что, Лукач, может Игорь и прав - клин клином. Влюбись. - Богородский посмотрел на меня пристально и недоверчиво. Я повторил: - А почему бы и нет? - В моем-то возрасте? И в кого? - Любви все возрасты покорны, - напомнил Игорь. - Да дело может и не в возрасте, - сказал Богородский. - Дело в том, что природа неправильно, не разумно распорядилась с человеком. - А в том, что старится плоть, а душа остается молодой. Разве это справедливо? - Душа не старится, потому она и бессмертна, - сказал я. - А я о чем говорю? - вновь заявил Игорь. - Если душа молода, то и люби покуда любится. - Кого? Вот вопрос. Допустим, встретил, влюбился. А она? Смешно даже мечтать. Тут с клиньями ничего не получится. А возврата к прошлому, к Альбине, нет. Во всяком случае, я ей никогда не позвоню. - А если она тебе позвонит? - сказал я. - Не позвонит. - А вдруг? Откликнешься на зов, пойдешь, и все начнется сначала. - Я испытывал противоречивые чувства. У них и до этого были размолвки, но потом все устраивалось. Я знал его пылкий, темпераментный характер и сильно развитую привязанность к Альбине. Не хотелось верить, что этот разрыв окончательный. А если, так, то он глубоко ранит тонкую душу Богородского. Я искренне сочувствовал ему, считался с его переживаниями. - Ты, Лукич, преувеличиваешь ее достоинства. Ты простил Альбину. Но она же, в сущности, предала тебя, - сказал я. - Ее можно понять. Стань на ее место... Или на мое. Любовь не стареет. Она всегда юная. Тебе этого не понять. У вас, писателей, в ваших сочинениях любовь не настоящая, придуманная. Настоящей любви вы не знаете, - ворчал Богородский, лукаво прищуривая голубые глаза и поводя седой бровью. Он говорил густым баритоном. - Но до Альбины у тебя была Эра. Тоже любовь. |
|
|