"Евгений Шестаков. Номерные сказки" - читать интересную книгу автора

Сказка №13

В этот день его царское величество был печален и тих, как самка ежа
после родов. Череда крупных праздников и мелких застолий испепелила душу
государя. Крошечная и безответная, она ютилась где-то на задворках царского
организма и ничего не просила.
- Может, мадеры хрюкнем, твое величество?- предложил из темного угла
шут, душа которого, все еще навеселе, бродила по его шутовскому организму
без всякой цели.
Царь скорбно поглядел на свое отражение в ближайшей пустой бутылке и не
ответил. Только душа его где-то в печени беззвучно икнула и уронила голову.
- Мадеры, твое величество, хрюкнем - и по ягодки! Баб, то бишь, в
деревню попугать сходим. А то вон карусель включим. Аль мы уже не добры
молодцы с тобой?
Шут соскочил с сундука и схватил пузатую бутыль с мадерой.
- Не тронь! - трескучим голосом предупредило его величество. -
Откроешь - сблюю.
- Кто?! - поразился шут. - Ты?! Сблюешь?!
- Как Бог свят! - подтвердило его величество. - И думать не могу. И
говорить не могу...
Озадаченный шут опустился на пол и замолчал. Такое в истории
государства случалось впервые. Надежа-государь, царь-батюшка, чьи питейные
рекорды еще в начале царствования затмили все великие события прошлого, чье
мужество в потреблении любого количества любых напитков приводило в трепет
даже заморских великанов, чья глотка десятилетиями булькала по двадцать
четыре часа в сутки, чей небольшой, но на страх врагам удивительно красный
нос...
- Быть не может! - твердо сказал шут. - Не верю! И самогону на корочках
не хочешь?
Царь дернулся на стуле и жалобно поглядел в потолок. Самогону на
корочках не хотеть было невозможно. Самогон на корочках, светлее детской
слезы, крепче братских объятий, "радость моя и Божия", как говаривал даже
пивший в меру архимандрит, сладкое зелье, которое во дни праздников и
несчастий, не советуясь, выбирали все поколения...
- Не могу... - прошептало его величество. - Душа не примает. Зови
попов, Сеня. Чую, до завтрева схороните вы меня...
...Колокольный звон, не переставая, плыл над взбаламученным
государством. Ставились свечки, читались здравицы, подгибались перед иконами
колени. Архимандрит, благоухая лимоном, перелистывал скрижали, и от выдохов
его свечи вспыхивали факелами.
- ...И сказано в начале всех времен: "Царь земной, вкус потерявший,
желанье утративший, вместилище свое затворивший - не царь более, и не отец
народу своему, не тесть зятю своему и тетушке своей не племянник. Ибо царь
земной, бодрые напитки отринувший, молоку и квасу предавшийся - есть царь
Последний, царь народа Пропащего, и знаменует собой конец сущему всему и
конец всех времен..."
Архимандрита пошатнуло, скрижали выпали из его рук, и всеобщий крик
ужаса, смешиваясь с медным звоном, напугал в небесной выси даже самых
матерых ангелов.