"Евгений Шестаков. Номерные сказки" - читать интересную книгу автораперины, за...
- Война?! - выдохнул сизым маревом царь. - Сорок шесть гульденов с мелочью, - отвечал боярин, заглянув в конец свитка. - Половину прочитал. Дальше перечислять? - Не надо! - твердо сказал царь. - Верю. Тебе - верю. Так не война? - Мы с имя вчерась договор мирный подписали, ежли твое величество забыл. Перед тем как... Войны не будет! - суровый боярин стоял с высоко поднятой головой, но ноги его давно разъехались по полу, а сапоги на них были надеты ошибочным образом и задом наперед. Боярин ведал промоканием и громогласным зачтением международных документов, а также, судя по опаленным бровям, яркому даже в сравнении с царским носу и торчащей из кармана селедке, участвовал в торжествах по этим случаям. - Ну и слава Богу... - бормотнул, обшаривая его глазами, царь. - Ты скажи скорей - пронес?! - Так что матушка-государыня на крыльце конфисковали и ручкой по морде приложить изволили-с! Полный графин был... - боярин развел руками и, лишившись опоры о стол, упал навзничь. Шут, на которого упали, пискнул громко и обиженно. - Моченьки моей нетути! - пожаловалось его величество. - Горит все во внутрях, душенька проснулась, матом лается, сполоснуть бы ея! Слуги вы царю, аль нет? Дыхните хоть на меня! - Положение не позволяет, - осмысленно сказал из-под боярина шут и снова запищал. - А орден, который твое величество посольскому повару к бороде прицепил, выстригать пришлось, - доложил боярин. Человек разумный и знающий послом в карты игрались на желания. А долги записаны, и твоему величеству орлиное чучело скушать предстоит, две недели не снимая на коньках ходить и от их высокородия твоему же величеству восемнадцать тысяч щелбанов. - Ничего. Поболе проигрывали, - нервным кивком царь сбросил на постель корону. Опустевшая и иссохшая царская душа, держась за сердце, потерянно бродила по гулкому желудку. Царь почесал затылок и вспомнил. Радостно взмахнув руками, он вскочил, но тут пять вспомнил. - Третьего дня выпил... В шкафу стояла, от моли. Крепкая была... - Постыдился бы при подданных-то своих! - сказала, входя с графином, царица. Царские глаза выпучились на графин и громко моргали, боясь обмануться. - Это да... Подданные мы... Что есть, то есть... - согласился по-прежнему горизонтальный боярин. - И родители наши подданные были, и мы, конешно, грешны... А кто не подданный - таковые у нас и не живут. Таковые есть только дети, они же бабы, они же священники. Священники пьют кровь Христову, мы - народную, бабы - нашу. Дети же сиречь спиногрызы и короеды, равно как и цветы жизни, аромат коих временно с винным не совпадает. По причине складного многословия этот боярин считался при дворе теоретиком. Он также иногда ругался во сне на неизвестном языке, за что ему как-то по пьянке был пожалован диплом. Объемистый том бесед боярина с его говорящим попугаем готовился к переизданию. - Похмелитесь уж, гиганты! - царица поставила на стол графин, оценила трепет мгновенно изготовившегося к прыжку супруга и, покачав головой, удалилась. Царь прыгнул. Стол упал, но графин - нет, графин забулькал и |
|
|