"Жак Шессе. Сон о Вольтере" - читать интересную книгу автора

минутой, чтобы придвинуть свой стул к креслу, куда господин Вольтер наконец
упал, измученный собственной энергией. Гости попивают из стаканов,
перебрасываются шутками, беседуют, а главное, слушают гостя, которому
прохладное вино вернуло силы. Теперь мадемуазель Од сидит рядом с
господином Вольтером; я хорошо вижу, вернее, чувствую, что она сгорает от
желания поговорить с ним; наконец она не выдерживает и, улучив минутку
тишины, произносит - уверенным голосом, какого я доселе от нее не слышал:
- Господин Вольтер, извините меня, я всего лишь необразованная
девушка. Но с того дня, как вы объявили о вашем приезде, мне не дает покоя
один вопрос.
Приятное удивление старика. Беззубая улыбка, иссохшая, напрягшаяся от
любопытства шея.
- Слушаю, мадемуазель.
- Господин Вольтер, расскажите, как играют комедию?
- Комедию? Вы, стало быть, решили посмеяться, мадемуазель? Или скорее,
улыбнуться - еще бы, с такими-то прелестными губками. Да, именно так. Вы
решили улыбаться.
И он с плотоядной усмешкой наклоняется к своей собеседнице.
- Комедия? Как, бишь, вас зовут, мадемуазель? Ах да, Од. Прекрасная Од
из "Песни"*. Ну, разумеется, комедия жанр неплохой. Однако вершина
театрального искусства - трагедия! Именно трагедия потрясает нашу душу, ибо
она - зеркало всех людских судеб.

* Невеста главного героя французского эпоса X в. "Песнь о Роланде".

И тут он вскакивает с кресла, величественно взмахивает рукою, словно
драпируется в невидимую мантию, и начинает декламировать, выпятив грудь и
сосредоточенно нахмурившись:

Страшись, Пальмира, опрометчивых свиданий!
Невинность может стать добычей злодеяний.
И сердцу впасть в обман нетрудно, а любовь,
Как ни сладка она, сулит позор и кровь.

- Это "Магомет", мадемуазель! Великолепно, не правда ли? Трагедия сия
столь современна, что ее найдут пророческой еще через два века! Разумеется,
соотечественникам вашим она не пришлась по вкусу, им очень не понравилось,
когда мы разыграли ее нынешним летом в нашем театре. Местные пасторы так
строги и фанатичны, что обвиняют мою трагедию в фанатизме, ну не смешно ли,
мадемуазель?! Да над этим будут потешаться вместе со мною все честные люди.
Нынешней ночью мне никак не удается заснуть.
Отчего тишина Усьера все еще насыщена отзвуками? Казалось бы,
блестящие тирады господина Вольтера должны развеять обычные, терзающие меня
сомнения - сомнения в видимости, под которой кроется обман, во лжи, которую
обличают трещины на гладкой личине реальности. Однако эта ночь далека от
умиротворения, напротив, - я взбудоражен донельзя, и мне чудится, будто
присутствие этого гостя продолжает заряжать электричеством атмосферу
уснувшего дома. Только вот все ли в нашем доме спят? Я так часто видел эти
часы в грезах, что теперь могу усомниться в их реальности. А могу,
напротив, и удостоверить ее, ибо при каждом пробуждении вновь находил всё