"Жак Шессе. Сон о Вольтере" - читать интересную книгу автораВольтер обращает свой взор на меня (еще один проблеск видения) и объявляет,
что мое лицо - зеркало моей души. Весь вечер в доме звенят голоса, а громче всех - голос нашего гостя, и разносится его смех, и длится его нескончаемый, искрометный спектакль. Здесь присутствуют также несколько близких друзей дяди, среди коих господин Полье де Боттан, пишущий для "Энциклопедии", один профессор права, член Академии, и пастор из Лозанны, - я не упомнил их имена. Господин Вольтер сменил свой дорожный красновато-коричневый костюм на другой - серые чулки, серые же туфли и длинный, до колен, бумазейный камзол. На свой парик он водрузил черную бархатную скуфейку. Он ходит взад-вперед по гостиной, забегает в дядин кабинет, возвращается; его бурная фантазия подобна фейерверку, рассыпающему вокруг слепящие огни остроумия, метких шуток, едких карикатур, забавных импровизаций; он успевает предварить любой аргумент собеседника, но притом польстить его уму, расхвалить все, что он знает, все, что видит, все, что окружает нас. Он возносит хвалу друзьям господина Клавеля. - Главное, что повлекло меня в Швейцарию, - это удовольствие встречи с господином Халлером, анатомом и ботаником. Этот господин Халлер - поистине великий человек. - Кстати, о ботанике - а что наш собиратель гербариев, Руссо? - спрашивает кто-то опрометчиво. - Ну, этот - настоящее животное. Я не желаю ползать вместе с ним на четвереньках и щипать траву, увольте! Позже, в разгаре беседы, он еще обзывает его обезьянкой. Профессор права расспрашивает господина Вольтера о его доме в Фернэ, этом маленьком назад у президента Бросса. Господин Вольтер останавливается посреди салона, смеется, взмахивает тростью и кланяется, согнувшись чуть ли не вдвое: - Я опираюсь левой рукою на гору Юра, правой - на Альпы и вижу Женевское озеро прямо перед моею крепостью. (Засим он снова кланяется). Красивый замок у самых границ Франции, уединенное жилище в "Усладах" на территории Женевы, хороший дом в Лозанне: вот так, перебираясь из берлоги в берлогу, я спасаю себя от королей и их армий. (Новый поклон). И так я принимаю всю Европу в моем театре! (Еще один, нарочито театральный, поклон). Неужто мне только пригрезились все эти сцены? Или быть может, я прочел о них в воспоминаниях очевидцев? Или в моих грезах смешались воедино собственные впечатления, прочитанные книги и то призрачное лето? Я сижу в уголке, на плетеном стуле у шахматного столика, и, точно во сне, внимаю монологу этого актера, бегающего взад-вперед по гостиной Клавелей, и все, все мы неотрывно и зачарованно следим за его энергичною мимикой, за блестящими выпадами, за мгновенными импровизациями, восхищаясь живостью этого ума и тела, которые по-прежнему дышат несокрушимой силой. Вот такою я вижу - или видел в грезах - ту знаменательную сцену: просторный салон, огни канделябров перед открытыми окнами, на фоне ночного сада, и старого человека с прыгающей поступью задорной бойцовой птицы. Такие вечера не проходят впустую, не забываются. Так пламя костра, улегшись в один миг, долго еще потом вспыхивает огоньками на ложе из багровых углей, не желающих рассыпаться в прах. Госпожа Клавель приказывает подать чай, сиропы, охлажденное вино, и мадемуазель Од пользуется этой |
|
|